Там было несколько парней примерно нашего возраста, но в армии они, конечно, не служили: волосы длинные, одежда неопрятная, движения расхлябанные. Что ж, вряд ли я сам лучше выглядел, пока не вступил в ряды вооруженных сил.
Вдобавок они оказались невежами – мы вдруг обратили внимание, что двое в цивильном и двое в матросской одежде перекидываются репликами, явно предназначенными для наших ушей. Повторять их здесь я по известным соображениям не стану.
Мы никак не реагировали. Хохмочки приобретали все более персональный характер, смех набирал громкость, другие посетители замолкали и прислушивались.
– Пойдем-ка отсюда, – шепнул мне Котенок.
Я покосился на Пэта Лейви, он кивнул. Ждать счета не пришлось – в этом кабачке расплачивались сразу. Мы встали и ушли.
Парни вышли вслед за нами.
– Ворон не считаем, – шепотом предостерег Пэт.
Мы продолжали идти, не оглядываясь.
Местные напали.
Бежавшему на меня я рубанул по шее и ушел вбок, давая ему пролететь мимо. Хотел помочь ребятам, но все уже было кончено. Котенок позаботился о двоих, а Пэт малость перестарался, швырнув своего так, что тот намотался на фонарный столб.
Кто-то вызвал полицию. Скорее всего, владелец заведения, причем чуть ли не в тот момент, когда вся толпа двинулась к выходу. Не успели мы сообразить, что делать с бесчувственными телами, как примчались двое патрульных. Тот еще райончик.
Старший предложил написать заявление, но мы дружно отказались – Зим велел избегать неприятностей. Притворившись пятнадцатилетним олухом, Котенок сказал:
– Кажется, они споткнулись.
– Мне тоже так кажется, – согласился полицейский, после чего ногой выбил нож из простертой руки, прислонил его к бордюрному камню и сломал каблуком. – Короче, валите-ка вы, парни… подальше от центра.
Мы ушли. Я был рад, что ни Пэт, ни Котенок не захотели тащить парней в суд. Нападение гражданского на военнослужащего – очень серьезное преступление. Черт с ними, с хулиганами. Напросились – получили. В расчете.
А все-таки хорошо, что в увольнения мы ходим без оружия. И навык вырубать, не убивая, очень полезен. В этот раз все было на рефлексах. Я не думал, что парни нападут, пока они не напали. Да я вообще ни о чем не успел подумать, прежде чем все закончилось.
Но именно тогда я осознал, как сильно изменился.
Мы отправились на вокзал и вернулись рейсовым в Ванкувер.
Как только мы переселились в лагерь имени Спуки, начались тренировки по десантированию. Роты, усохшие до взводов, занимались поочередно. Нас отвозили на космодром к северу от Уолла-Уолла, оттуда мы поднимались в космос, выбрасывались, выполняли положенные упражнения и возвращались к бую. Работы – на день, а рот – восемь, так что прыгали мы реже чем раз в неделю. Но это поначалу; нас становилось все меньше, и тренировки учащались. При этом усложнялись задачи – каппехов сбрасывали в горы, на арктические льды, в австралийскую пустыню, а перед самым выпуском – на поверхность Луны. Там капсула разлетается на куски в сотне футов от поверхности, и тут уж точно нельзя считать ворон, поскольку ты прилуняешься только на двигателях скафандра (нет воздуха – нет парашюта); неудачная посадка чревата разгерметизацией и смертью.
Не только погибшие и раненые выбывали из наших списков. Кое-кто просто отказался войти в капсулу. Таких не ругали, их отводили в сторону и увольняли в тот же вечер. Даже тот, у кого на счету несколько прыжков, мог запаниковать и сорваться… Инструкторы были с ним деликатны, как с другом, заболевшим неизлечимой болезнью.