К тому времени, когда я прибыл в мою первую боевую часть, носившую гордое название «дикие коты Уилли», а в документации скучно именовавшуюся ротой «К» третьего полка первой дивизии Корпуса мобильной пехоты, и в ее составе переправился на «Вэлли-Фордж», храня в ранце сомнительной ценности удостоверение «специалиста», военные действия велись уже несколько лет.
Историки до сих пор не договорились, как называть эти события: то ли Третьей Космической войной, то ли Четвертой; а может, лучше подходит Первая Межзвездная? Мы ее называли Жучиной войной, да и то крайне редко. И если на то пошло, в том году, которым историки датируют начало войны, я уже летал на боевом корабле. Все, что произошло раньше, считалось «инцидентами», «патрулированием» и «полицейскими операциями». Но какая разница, где тебя прикончат – на объявленной войне или в «инциденте»?
Сказать по правде, солдат видит войну не намного шире, чем гражданский. Его опыт ограничен крошечным участком фронта и боевыми действиями на этом участке. В другое время солдата больше заботит сон, придирки сержантов и дружеские отношения с поваром. База «диких котов Уилли» находилась на Луне. Прибыв туда, мы с Котенком Смитом и Элом Дженкинсом узнали, что все эти парни – ветераны, у каждого не одна боевая высадка на счету. То есть они – солдаты, а мы – еще нет. Однако никто нас не попрекал, – по крайней мере, я в свой адрес издевок не слышал. И сержанты с капралами оказались на диво свойскими ребятами по сравнению с расчетливо-свирепыми лагерными инструкторами.
Я не сразу узнал, в чем причина столь мягкого обращения. Оказывается, новичок – это никто, ноль без палочки, пустое место. Его и дрючить-то бесполезно, пока он не покажет себя в десантировании, причем в реальном, боевом. Одно дело – занять койку выбывшего «дикого кота» в казарме, и совсем другое – заполнить брешь в стрелковой цепи.
Пожалуй, все-таки расскажу, каким наивным салажонком я был в ту пору, когда «Вэлли-Фордж» еще находился на Лунной базе. Накануне очередной десантной операции я пересекся с командиром моей секции. Ох и ладно же на этом парне сидела идеально чистая и отутюженная парадка! А на левой мочке он носил крошечную сережку – золотой череп, но не с традиционными скрещенными мослами древнего Веселого Роджера, а с целой вязанкой косточек, таких крошечных, что едва разглядишь.
Дома я всегда надевал сережки и другие ювелирные украшения, уходя на свидания. От деда со стороны матери мне достались ушные клипсы, очень красивые, с рубинами величиной с ногтевую фалангу мизинца. Я любил драгоценности и жалел, что не смог взять их в учебку. Спору нет, такое украшение, как этот череп, здорово гармонирует с военной формой. Уши у меня не были проколоты – мама бы не одобрила, она считала, это только для девчонок, – но можно же заказать ювелиру клипсу… Деньги имеются, мне их выдали при выпуске, и зачем им плесневеть?
– Э-э-э… сержант? Прелестные сережки. Где вы их приобрели?
Он не состроил презрительную мину и даже не ухмыльнулся. Всего лишь спросил:
– Нравятся?
– А то!
Литое золото шикарно сочеталось с золотыми позументами и кантами парадного мундира, – наверное, каменья не дали бы такого эффекта. Я уже было подумал, что пара серег будет выглядеть еще круче, а непонятный пучок костей лучше заменить двумя скрещенными.
– В нашей военной лавочке есть такие?
– Нет, не было и никогда не будет, – покачал он головой и добавил: – Здесь ты такую штучку не купишь, – по крайней мере, я на это надеюсь. Но вот что обещаю твердо: когда мы окажемся там, где они продаются, я дам знать.
– О, спасибо!
– Не за что.
Потом я увидел еще несколько золотых черепов; при одних косточек было больше, при других – меньше. Моя догадка оказалась верна: сережку разрешается носить вместе с военной формой, по крайней мере в увольнении. Очень скоро мне выпал шанс «купить» ее – и цена висюльки оказалась заоблачной.
Случилось это в ходе операции «Жучиный дом», которая в учебниках истории фигурирует как Первое сражение на Клендату. Незадолго до этого Буэнос-Айрес превратился в руины, и его гибель заставила наших сурков осознать: происходит что-то нехорошее. Тут ведь вот какая штука: человек, не побывавший в космосе, не очень-то верит в существование других планет, по крайней мере всерьез. Помнится, я и сам в сопливом возрасте смотрел на это дело через розовые очки.
Но потеря Буэнос-Айреса всполошила гражданских, и они подняли крик: отзовите наши войска отовсюду, верните их домой, разместите на орбите чуть ли не плечом к плечу, не допустите оккупации Земли пришельцами. Конечно, это глупо. Глухая защита – удел обреченных; история не знает случаев, когда «министерство обороны» выигрывало войну. Но это, похоже, стандартная реакция гражданских: обнаружив наконец врага на пороге, требовать оборонительной тактики. Да еще они рвутся командовать, на манер пассажира, который при аварии пытается отпихнуть пилота от штурвала.
Впрочем, никто в то время не спрашивал моего мнения. Мне приказывали, я выполнял. Отступить к родной планете нам не позволяли союзнические обязательства, да и что было бы с планетами, колонизированными Земной Федерацией и нашими союзниками, брось мы их на произвол судьбы? Вдобавок мы уже увязли в войне с жуками. Кажется, падение Буэнос-Айреса впечатлило меня меньше, чем большинство гражданских. Когда черенковская тяга уносит тебя на пару парсеков от родины, возникает дефицит новостей. Чтобы получить свежие, нужно выйти из черенковского пространства и встретиться с другим кораблем.
Помнится, я подумал: «Господи, какой ужас!» И посочувствовал портеньо из нашего экипажа. Но Буэнос-Айрес – не мой город, и Земля очень далеко, и переживать мне недосуг. Сразу после удара по Аргентине было решено атаковать Клендату, родную планету жуков. Мы ждали рандеву, пристегнутые к койкам, до бесчувствия накачанные спецпрепаратами. Внутреннее гравиполе «Вэлли-Форджа» пришлось отключить ради экономии энергии и увеличения скорости.