– Сэр, а почему… ну, это… нельзя превысить лимит? Всех призывать на службу, и пусть потом все голосуют.
– Молодой человек, вы можете вернуть мне глаза?
– Сэр? Э-э-э… Нет, сэр.
– Уверяю вас, это гораздо проще, чем привить моральную ценность, в нашем случае социальную ответственность, индивидууму, у которого ее нет и которому вовсе не хочется ею себя обременять. Вот почему мы сделали так, что уволиться из армии легче, чем в нее попасть. Социальная ответственность на уровне выше семейного, максимум племенного, требует воображения, преданности, верности, всех высших добродетелей, которые человек должен развить в себе сам. Навязывать их бесполезно, они будут отторгнуты. Раньше армии комплектовались на основе воинской повинности. Найдите в библиотеке доклад психиатра Мейера о промывке мозгов у военнопленных в ходе так называемой Корейской войны тысяча девятьсот пятидесятых и приготовьте к следующему занятию его анализ.
Он провел пальцами по своим часам:
– Урок закончен. Разойтись.
Майор Рейд обожал заваливать нас работой.
Но учиться у него было интересно. Помнится, высказав предположение, что Крестовые походы отличались от большинства войн, я получил разгромную отповедь и, как водится, «домашнее задание»: доказать, что развитие военного дела и нравственное развитие имеют общий генезис.
Вот вкратце что майор имел в виду. Причиной любой войны является демографическое давление. Справедлив этот тезис и для Крестовых походов, хотя, чтобы его доказать, надо разобраться с торговыми путями, процентами рождаемости и некоторыми другими вещами. Мораль, в смысле, все действующие нравственные законы продиктованы инстинктом самосохранения. Нравственное поведение – это инстинкт выживания на надындивидуальном уровне. Пример: отец жертвует собой, спасая детей. Но раз демографическое давление возникает в результате выживания, то война, поскольку она возникает из-за демографического давления, обусловлена тем же древним инстинктом, что порождает все нравственные законы, пригодные для рода людского.
Напрашивается гипотеза: можно покончить с разрушительными, губительными войнами, если ослабить демографическое давление. Как насчет того, чтобы создать моральный кодекс, который ограничит бесконтрольный рост населения?
Не оспаривая полезность или моральность регулируемой рождаемости, следует отметить жестокий факт: племя, сокращающее свой прирост, неизбежно вытесняется племенем, которое увеличивается в числе. В истории немало человеческих популяций уступило свои ареалы обитания другим, более жизнеспособным.
Давайте все-таки предположим, что человеческая раса сумеет уравновесить рождаемость и смертность, приведет численность населения своих планет в соответствие с их ресурсами и тем самым покончит с войнами. Что дальше?
Очень скоро – может, уже в следующую среду – заявятся жуки, истребят племя, которое «больше не желает знать войну», и Вселенная позабудет о нашем существовании. А ведь это может случиться и на самом деле. Либо мы размножимся и избавимся от жуков, либо расплодятся они и покончат с нами. Оба вида умны и упорны, оба хотят заполучить одни и те же территории.
А знаете, сколько нужно времени, чтобы демографическое давление вынудило нас заселить Вселенную целиком, чтобы мы везде стояли плечом к плечу? Ответ вас изумит. В масштабе жизни нашего вида это называется «глазом не успеете моргнуть». Попробуйте посчитать. Это наращение суммы по сложным процентам.
Другой вопрос: имеем ли мы, люди, право распространяться по Вселенной? Человек по своей сути дикий зверь с волей к выживанию. Не только с волей, но и со способностью, – во всяком случае, до сих пор ему удавалось побеждать в любой конкурентной борьбе. А побеждает он при условии, что признаёт: все изреченное о морали, войне, политике (дополняйте список сами) есть ложь. Настоящие нравственные законы вырастают из простого понятия: человек – это не то, что видят сквозь розовые очки умиленные тетушки Нелли.
Имеем ли мы какое-либо право расселяться по Вселенной – о том однажды нам скажет она сама.
Ну а до тех пор мобильная пехота будет в полной боевой готовности, и она поскачет галопом, куда родина пошлет.
Всех нас незадолго до выпуска отправили послужить под началом опытного боевого командира. Это был предварительный экзамен. Инструктор на корабле мог прийти к выводу, что вы не обладаете необходимыми качествами. У вас было право оспорить его решение, но я не знаю никого, кто бы этим правом воспользовался. Либо кадет возвращался с отметкой о допуске, либо его больше не видели.
Бывало, кадет исчезал не потому, что проваливал стажировку. Нас распределяли на корабли, которым предстояло участвовать в боях. «Тревожные ранцы» всегда были полностью укомплектованы. Однажды нас выгнали из столовой строиться, даже не дав поесть, и я стал командиром учебной роты.
Это было такой же сомнительной честью, как и ношение курсантских шевронов. Но не прошло и двух дней, как я получил распределение.