– Нет, сэр.
– Почему? Обоснуйте.
– Люди – не картошка.
– Хорошо, мистер Рико, хорошо! Ладно, на сегодня хватит, пожалеем ваш изнуренный мозг. Подготовьте к завтрашнему занятию обоснованный ответ на мой первый вопрос, в символической логике. Даю подсказку, она в сегодняшней главе, в седьмой сноске. Мистер Саломон! Расскажите, как из Беспорядков выросла современная политическая организация. И как насчет ее нравственной состоятельности?
Салли кое-как продрался сквозь первую часть. Впрочем, никто из нас не смог бы ясно изложить историю Федерации. Просто однажды появилась сверхдержава, а потом она расширилась. В конце двадцатого века рухнули национальные государства, но вакуум должен был чем-то заполниться, и тут во многих местах очень пригодились ветераны. Войну они проиграли, в большинстве лишились работы; им не нравился Нью-Делийский мирный договор, особенно в части военнопленных; и они умели сражаться. Но это не было революцией. Ближайшая аналогия – переворот 1917-го в России: режим пал и к власти пришла новая сила.
События множились по шаблону, а сложился этот шаблон, насколько известно, в Абердине. Там ветераны создали «комитет бдительности» с целью прекращения грабежей и насилия. Кое-кого пришлось повесить, даже двоих ветеранов, а потом было решено, что «комитет» может состоять только из людей с военным опытом, которые доверяют друг другу и больше никому. Поначалу это имело мало общего с законностью, но лет за двадцать-тридцать то, что начиналось как чрезвычайная мера, переросло в конституционную практику.
Вероятно, эти шотландцы говорили между собой: «Да, мы вынуждены вешать наших товарищей-ветеранов, но какого черта гражданские смеют что-то вякать? Мы кровь проливали, а они уклонялись от призыва, спекулировали на черном рынке, гребли двойную плату за сверхурочную работу. Баста! Теперь эта сволочь, так ее растак, побудет у нас на побегушках, пока мы, обезьяны, не приведем мир в порядок».
На их месте я бы наверняка рассуждал именно так. Историки сошлись во мнении, что антагонизм между гражданскими и вернувшимися с фронта солдатами был очень силен, – нам сейчас и не представить насколько.
Все это Салли рассказывал по-своему, не так, как в учебнике. Наконец майор Рейд остановил его:
– Завтра на занятие принесете конспект, три тысячи слов. Мистер Саломон, вы можете назвать причину – не историческую, не теоретическую, а сугубо практическую, – по которой в наше время полноценное гражданство предоставляется только отслужившим в армии?
– Мм… Потому что это отборные люди, сэр. Самые умные.
– Абракадабра!
– Сэр?
– Что, слишком длинное слово? Есть и покороче: чушь, дичь. Служилые люди ничуть не умнее других. Во многих отношениях штатские интеллектуально превосходят военных. Отдайте власть интеллектуальной элите, и будет вам Утопия. Именно этот довод впоследствии приводился в защиту путча, случившегося незадолго до заключения Нью-Делийского договора, – я имею в виду так называемый Мятеж ученых. Дурацкая авантюра с закономерным позорным концом. Какие бы блага ни дарила человечеству наука, слепая вера в нее не является социальной добродетелью. Фанатичный ученый по своей натуре глубокий эгоист, ответственность перед обществом не входит в число его достоинств. Мистер Саломон, понятен ли вам намек?
– Мм… – промямлил Салли. – Военные более дисциплинированны?
Майор Рейд был само терпение:
– Ах если бы!.. Версия заманчивая, но не подкрепленная фактами. Пока мы с вами на службе, у нас нет права голоса. И вряд ли можно доказать, что человек, прошедший армию, обязательно сохранит дисциплинированность на гражданке. Уровень преступности среди служивших не меньше, чем среди неслуживших. И не забывайте, что отставники мирного времени – это в массе своей нонкомбатанты из вспомогательных войск, не прошедшие горнило настоящей воинской муштры. Их подгоняли и заставляли перерабатывать, иногда они подвергались опасности – но не более того. Тем не менее их голоса учитываются. – Преподаватель улыбнулся. – Мистер Саломон, я вам задал вопрос с подвохом. Вот ответ на него: наш государственный строй заслуживает существования по той же сугубо практической причине, по которой заслуживает существования все, что нормально функционирует.
Тем не менее всегда полезно вникать в детали. На протяжении всей своей истории человечество решало задачу: кому доверить полноценное гражданство, чтобы его ценили и берегли и чтобы оно приносило пользу всем. На раннем этапе надежды возлагались на абсолютную монархию, и та крепко держалась за свою привилегию, нарекши ее «священным правом королей». Обычно в таких делах люди полагались на волю божью, но иногда предпринимались попытки выбрать мудрого монарха – например, шведы короновали француза, маршала Бернадота. Проблема в том, что во все времена запас Бернадотов невелик.
Человечество испробовало тысячи способов организации общества, от абсолютной монархии до полной анархии, а способам предложенным, но неиспробованным вообще несть числа. Вплоть до жутких противоестественных концепций, вроде платоновского муравьиного коммунизма с обманчивым названием «Республика». Но цель у попыток всегда благородная: создать структуру власти, которая обеспечит нации стабильность и процветание.
Любой государственный строй ради достижения этой цели ограничивает права граждан, не подпуская к избирательным урнам тех, кто считается недостаточно разумным, чтобы правильно распорядиться своим голосом. Повторяю, это делают все политические режимы, даже так называемые абсолютные демократии лишали избирательного права никак не меньше четверти населения, исходя из таких критериев, как возраст, происхождение, избирательный налог, наличие судимостей и так далее. – Майор цинично улыбнулся. – Хоть убейте, не поверю, что тридцатилетний дебил выбирает умнее, чем пятнадцатилетний гений… Однако то была эпоха «священного права простолюдинов». Не важно, они дорого заплатили за свою глупость.