Ирулан продолжала, будто не слыша:
– Он будет вынужден освободить тебя. Он прожженный политик, мой супруг. Дни меланжевой монополии сочтены, и он прекрасно это знает. Он должен пойти на уступки, на компромиссы. Другого выхода у него нет.
– Твой супруг? – Преподобная Мать насмешливо улыбнулась.
– Теперь-то он действительно станет моим полноценным супругом, – чопорно произнесла Ирулан. – Это одна из уступок, которых мы потребуем от него.
– Потребуем ли? – поинтересовалась Преподобная Мать. Сквозь глазок она наконец разглядела лицо Эдрика.
– Что ты на это скажешь, навигатор Гильдии?
– Дни меланжевой монополии действительно сочтены, – сказал Эдрик, – но все выйдет не так, как мы того желаем.
– И каким же ты видишь будущее? – спросила Преподобная Мать. – Что пойдет не так?
Эдрик в ответ только покачал головой.
– Какое это имеет значение? Теперь они не могут изменить ход вещей. Слишком поздно.
– Ты вообще-то должен быть штурманом, живой оракул, – настаивала Преподобная Мать. – Что ты видишь?
В ответ Эдрик снова пожал плечами. Непривычное для него чувство жалости и доброты заставило его смолчать.
– Ты называешь себя живым оракулом, – насмешливо сказала Ирулан, – но не знаешь ни того, что я сделала, ни того, что сделаю в будущем.
Эдрик, нагнувшись, пристально вгляделся в ее лицо.
– Вас вообще не должно быть здесь, миледи, – сказал он. – Гвардейцы выведут вас отсюда. Идите с ними, пока еще есть время.
– Что за чушь вы несете? – спросила Преподобная Мать, чувствуя скрытый подтекст в словах Эдрика.
– Это очень опасное место, – ответил Эдрик, – и скоро оно станет еще опаснее.
– Вы просто болтаете сами не знаете что, – проговорила Преподобная Мать, но в голосе ее не было убежденности. Она снова нетерпеливо зашагала по камере, возбужденная каким-то смятением собственного предзнания.
– Ты что-то видел, – обвиняющее произнесла Ирулан. Она встала и подошла ближе к глазку.
Преподобная Мать силой оттащила ее от двери.