Схватившись за лоб, раненая Сестра упала на землю. Кровь текла между пальцами. Скира насмешливо произнесла:
– Нас удивляет ваше упрямство. Даже если вы не откроете нам свою тайну, вы все равно останетесь источником нашего развлечения.
Другие Досточтимые Матроны угодливо захихикали.
Вернувшись из Рассеяния, легионы шлюх использовали экономические средства, оружие и сексуальное рабство для покорения населения захваченных ими планет. Они охотились на Бинэ Гессерит, как на дичь, пользуясь отсутствием у Ордена сестер сильного политического руководства и мощных вооруженных сил. Но одновременно Досточтимые Матроны боялись Преподобных Матерей, понимая, что Бинэ Гессерит сохранит способность к настоящему сопротивлению до тех пор, пока не будет уничтожено их руководство.
Шторм продолжался, с океана дул пронизывающий ветер, дождь хлестал с нарастающей силой, немилосердно поливая клочок земли, на котором стояли женщины. Матрона Скира приступила к допросу Джаэны и двух других сестер. Она кричала на них, била… но не убивала.
Користа, сохраняя спокойствие и ясность мысли, несмотря на заставлявшие дрожать ее от холода ветер и дождь, избежала на сегодня гнева Матроны. Ее уже допрашивали, как и других сестер, но без излишней жестокости, чего Користа очень опасалась. Теперь же регулярные процедуры допросов превратились в развлечение для шлюх – они проводили их скорее по привычке, чем для того, чтобы узнать что-то полезное для себя. Но насилие всегда угадывалось под личиной показного благодушия, и молодая сестра понимала, что Матроны могут убить их всех в любой момент.
Дождь прекратился, и Користа стерла влагу с лица. Несмотря на наказание и изгнание, сестры оставались верны ордену Бинэ Гессерит. Користа знала, что убьет себя, чтобы не выдать тайну места пребывания Капитула Ордена.
Наконец Скира и другие Досточтимые Матроны вернулись в тепло и уют административного здания. Мелькнув расшитыми накидками и мокрыми трико, они оставили Сестер в покое, дав возможность Користе и ее подругам вернуться в их жалкие хижины, в их жалкую жизнь. Сестры бережно поддерживали избитых товарок.
Користа, отделившись от группы, поспешила в свой домик по высеченной в скале тропинке, глядя на бушующие внизу волны. Она вдруг подумала, что, может быть, фибии сейчас смотрят на нее сквозь буруны волн. Вспоминают ли эти амфибии о ребенке, которому они оставили отметину на лбу и которого бросили в море? Наверное, они уже давно считают его мертвым.
Радуясь тому, что на этот раз ей удалось избежать допроса, Користа спешила домой, в свое убогое жилище, где ее ждал ребенок, который благодаря ее заботам заметно поздоровел и окреп.
Користа понимала, что не сможет вечно держать дитя фибии у себя дома.
Мгновения счастья в ее теперешней жизни были мимолетны и эфемерны, как проблески света в темной комнате. Она научилась принимать эти драгоценные мгновения именно как таковые, как краткие моменты.
Ей хотелось без конца прижимать ребенка к груди, оберегать его, но она понимала, что это невозможно. Користа и сама не была в безопасности – как могла она уберечь от опасностей ребенка? Она могла защитить его и дать ему убежище лишь на то время, пока он не окрепнет, тогда она сможет отпустить его в море. Ребенок рос быстро, и Користа была уверена, что он станет самостоятельным скорее, чем человеческое дитя.
Однажды вечером Користа сделала то, на что долго не могла решиться. С наступлением темноты она спустилась к своей тайной бухточке по знакомой тропинке, взяв с собой ребенка. Она не видела дороги, но ноги помнили каждую выбоину и уверенно несли ее к морю.
Зайдя в холодную воду и продолжая нежно баюкать малыша, Користа услышала, как он жалобно запищал, когда вода коснулась его ножек. Она прятала ребенка у себя уже около двух месяцев, и теперь он по росту догнал человеческого ребенка двух-трех лет. Она перестала обращать внимание на огромное пигментное пятно, из-за которого, возможно, фибии отвергли свое дитя. Страх перед тем, что она сейчас делала, преследовал Користу уже несколько недель. Она боялась, что маленькая фибия просто уплывет в океан, даже не оглянувшись на прощание. Користа прекрасно понимала, что ребенка связывают с морем неразрывные узы.
– Я здесь, – нежно произнесла она. – Не бойся.
Своими перепончатыми ручками ребенок вцепился в руки Користы, не желая от нее отделяться. Малыш мелко дрожал, и Користа кожей ощутила его панический страх.
Користа вернулась на мелкое место, где глубина была всего несколько дюймов, и села на песок так, чтобы волны омывали ноги ей и ребенку. Здесь вода была теплее воздуха, и прикосновение воды приятно успокаивало. Вода в открытом море фосфоресцировала, и на фоне этого свечения вдали отчетливо угадывалась над поверхностью остроконечная голова одинокой фибии. Маленькое темное тельце у нее на коленях напоминало Користе о тайнах, сокрытых в нем и в океане…
После этого Користа каждый вечер совершала этот ставший привычным ритуал. Когда опускалась темнота, она шла к бухточке, взяв с собой маленького детеныша фибии. Очень скоро Дитя Моря, как она его назвала, уже мог самостоятельно идти рядом с ней и плавать на мелководье.
Как Користе хотелось самой стать фибией, чтобы уплыть отсюда, прочь от жестоких Досточтимых Матрон, взяв с собой Дитя Моря. Как это, наверное, здорово – нырнуть в глубину… однако, к сожалению, она могла нырнуть под воду лишь на считаные минуты. Но это был бы опыт семейных уз, семейной привязанности, привязанности более сильной, чем обязательства в отношении Бинэ Гессерит.