Радуга 1

22
18
20
22
24
26
28
30

Макс бросился к той стене и на долю мгновения выглянул. Сначала он не понял, каким образом поблизости оказались чужие фигуры, но в следующую секунду схватил лежащую подле Харламова саперную лопатку, потому что ничего лучшего придумать не мог. «Духи» почему-то подползли достаточно близко, на расстояние броска гранаты. Что они, после двух неудачных попыток успешно и проделали. Макс, будучи в полуприседе, начал прыгать, словно параолимпийский теннисист, у которого ракетку заменил шанцевый инструмент, а мячи трансформировались в «лимонки», или как там их правильно называть. Он провел серию успешных ударов, отправив обратно все, что летело на их сторону. Там ухнуло, бухнуло, подачи прекратились. Тогда Макс для полного успеха отправил вслед еще пару гранат из своего арсенала.

Когда он схватил автомат и бросился оценивать периметр, то никого постороннего поблизости не обнаружил. Впрочем, не обнаружил он и Ская. «Духи» устроили тайм-аут. Макс пополз к Харламову, чтоб попить с ним кофе, хотя ни есть, ни пить совершенно не хотелось. Двигаясь, он обнаружил второго федерала. Рикошет или шальная пуля чиркнула ему под срез бронежилета, разворотив все горло. Скай умер, меняя позицию, поэтому-то и оголился фланг.

— Что, старлей? — еле шевеля губами, проговорил Харламов. — Ушел Скай?

Макс согласно кивнул головой, разливая все еще не совсем остывший кофе по кружкам.

— Мне не надо, — сказал Харламов. — Себе оставь.

— Что? — не понял Макс.

— Над землей бушуют травы. Облака плывут кудрявы. И одно, вон, то, что справа — это я. Это я, и нам не надо славы. Мне и тем, плывущим рядом. Нам бы жить — и вся награда. Но нельзя. («Выпускникам 41» Вадим Егоров).

Макс выпил кофе и стало даже как-то спокойнее. Не то, чтобы он очень переживал до этого, но не было какого-то чувства реальности.

— Слушай, Харламов, — сказал он. — А ты кто по званию?

— Как это кто? Прапорщик, как и все.

— А я не прапорщик, — зачем-то сказал Макс.

— А я не Харламов, — произнес федерал и сразу же добавил. — Я — Владимиров. Был раньше Бульдогом, но потом парни посмотрели «Камеди-клаб» и переименовали в Харламова. Есть там идиот, пижон и выскочка. Чем тупее реплики, тем популярнее. Ничем не убить. Неуязвим, сволочь. Ну, а мне не удалось, хоть и Харламов. А Скай — вертолетчик. С последнего четвертого курса Саратовского училища ушел на срочную. Потом на сверхсрочную, теперь — на постоянную.

Они чуть-чуть помолчали, и Макс собрался уже идти осматриваться снова, но Харламов взял его за руку.

— Ты меня отволоки, старлей, к амбразуре какой-нибудь. Левая рука пока шевелится. Могу пальцами на курок давить.

Макс помог морщившемуся и скрипящему зубами Харламову-Владимирову доползти до одной из ближайших отдушин. Пристроил, как мог, автомат, положил рядом запасной магазин.

— Слушай, а может быть тебе какой укол волшебный сделать? Чтобы, типа — адреналин, второе дыхание там. Как в кино, — предложил старлей.

— Эх ты, — покачал головой прапорщик. — Чего думаешь, это я так силу воли воспитываю? Был бы укол — закололся бы нахрен. Так мы же не на войне, нам не положено. А может быть, положено, но не нам. Ну ладно, вроде опять зашевелились гады. Сейчас про «акбара» и «аллаха» вспомнят. Чего же они такие упорные? Неужели только из-за этих железяк? Наши только ближе к темноте смогут добраться, если без вертушек. Да кто же им вертушки-то эти даст? Ты, старлей, главное — весь периметр держи. Они могут лезть ото всюду, хоть из-под земли. Борись. Мы в ответе перед нашими предками. Они воевали четыре года, неужели мы полдня не сможем?

Макс без всяких колебаний пополз осматриваться. Он нисколько не жалел себя, даже родителей. Он не испытывал счастья оттого, что встретился лицом к лицу с настоящим врагом, а не мифическим. Он вообще ничего об этом не думал. Просто готовился стрелять, выполняя главную задачу: не допустить «духов» залезть в этот проклятый фундамент.

— Да какие вы «духи»! — закричал он внезапно. — Вы же чертовы басмачи!

Словно получив команду, взвыли гранатометы, и посланные гранаты раскололись об основание — фундамент даже не пошевелился, только отплевался во все стороны битой крошкой.