– Оуэн! – восклицает мама, не в силах больше сдерживаться.
– Оуэн? – Я на ощупь нахожу стул и со стуком сажусь.
– Кто-то поминает мое имя всуе?
Легок на помине. Я слышу, как за ним захлопывается входная дверь.
– Вот моя девочка! – Он падает передо мной на колени и преподносит розу. – Я пришел бы раньше, но не хотел являться с пустыми руками. Только не после того, как позволил им тебя похитить. – Затем кладет голову мне на колени, все еще протягивая розу. – Я никогда себя не прощу, но питаю надежду, что ты когда-нибудь простишь. Мне так жаль…
На секунду я теряю дар речи, но все же беру розу и стучу по макушке паяца костяшками пальцев.
– Мне прощать нечего, дурачок. Все произошло так быстро… – Я с трудом сглатываю и отбрасываю воспоминание прочь. – А теперь вставай, это смешно.
– Благодарю, – говорит Оуэн, подскакивая, словно игрушка-попрыгунчик. – Колени меня убивают.
Я начинаю закатывать глаза, но тут замечаю синяки на его подбородке и скуле.
– О боже, ты в порядке? – Я хочу коснуться его лица, но отнимаю руку в смущении.
– Я в порядке, а беспокоюсь только о тебе. Я также захватил твою сумочку. Ты ее уронила при похищении.
Я с благодарностью беру сумку. Не хотелось бы лишиться ножа. Мне он нужен как никогда.
– Давайте побеседуем в гостиной? – Мама все еще тайно злорадствует.
Оуэн берет меня за руку и помогает пройти по коридору, но моему пальцу уже получше, и я чувствую себя идиоткой с обмотанной полотенцем ногой.
– Значит, ты заменил меня в шоу? – спрашиваю я радостно взволнованного Оуэна, присаживаясь в ближайшее кресло.
Жак фыркает:
– Вряд ли.
На лице его племянника мелькает обида, и я хмуро гляжу на импресарио.
– Твое место никто не сможет занять. Я просто замещал.
– И прекрасно справился, – хвалит мама, улыбаясь мне. – Просто прекрасно.