Закон Моисея

Он показал мне мягкое сияние лампы, похожей на ковбойский сапог, и то, как она отбрасывала свет на стену, куда был направлен его взгляд. Я мог различить очертания женщины и наблюдал за тем, как ее силуэт наклоняется и целует ребенка перед сном.

«Спокойной ночи, вонючка Стьюи!» — произнесла она, уткнувшись носом в его шею. 

«Спокойной ночи, жадина Бейтс!» — весело ответил он. 

«Спокойной ночи, скунс Скитер!» — тут же выпалила она. 

«Спокойной ночи, грубиянка Боунс!» — сдавленно засмеялся Илай.

Я не понимал прозвищ, но они вызвали у меня улыбку. Любовь струились из воспоминания так же, как вода льется из труб. Но я по-прежнему отталкивал это, закрываясь от такого трогательного проявления привязанности.

— Нет, Илай. Я не могу дать тебе это. Я знаю, что ты нуждаешься в своей маме. Но я не могу дать тебе этого. Я не могу дать ей этого. Но я могу дать тебе кое-что другое. Ты поможешь мне найти ее, и я отдам ей это, — я указал на подсыхающий рисунок, который создал для этого упертого ребенка. — Я могу отдать ей твой рисунок. Ты поможешь мне это сделать. Он — от тебя. Я могу отдать его. Ты можешь отдать его ей.

В ответ на мое предложение Илай просто смотрел на меня в течение нескольких долгих мгновений и без всякого предупреждения исчез.

*** 

— Красиво, — Тэг указал подбородком в сторону мольберта с установленным на нем холстом. — Отличается от всего, что ты обычно делаешь.

— Да. Потому что это возникло не в его голове, а родилось в моей.

— Ребенок?

— Да.

Я провел руками по коротко стриженым волосам на своей голове, испытывая тревогу и сам не зная почему. Илай не возвращался. Может быть рисование, в конечном счете, сработало.

Тэг забрел ко мне без предупреждения, без приглашения, прямо как в старые добрые времена, и я был благодарен за это вторжение. Он поднимался ко мне, когда ему нужен был партнер для тренировок, или что-нибудь из моего холодильника, или что-нибудь из моих художеств, чтобы временно разместить у себя на видном месте и впечатлить женщину, которую он пригласил на вечер.

Судя по его виду, он уже потренировался, и я не стал выплескивать на него накопившуюся досаду. Его волосы на концах были влажными, вьющиеся и прилипшие к шее и лбу, а пот от тренировки пропитал футболку, отчего та прилипала к груди. Тэг выглядел довольно хорошо, зализывая волосы назад и одевая дорогой костюм, когда занимался делами бизнеса, и, тем не менее, он всегда походил на какого-то неандертальца из-за носа, сломанного слишком много раз, и всегда чересчур длинных, косматых волос. Я не знаю, как он вообще мог выносить жар, имея столько волос на голове. Я никогда не мог, от этого я задыхался. Может, это было связано с тем фактом, что каждое столкновение с мертвыми обжигало мою шею, вызывая головокружение, и мое тело горело с такой силой, словно печка.

Тэг потянул край футболки и вытер лицо, одновременно забирая мою миску с хлопьями и большой стакан с апельсиновым соком. Он расселся за моим кухонным столом так, словно мы были пожилой женатой парой, и уткнулся в еду без дальнейших комментариев по поводу картины, которую я рисовал полночи.

У Тэга лучше получалось быть другом, чем у меня. Я редко спускался к нему. Я никогда не ел его еду и не разбрасывал потную одежду по полу. Но я был благодарен за то, что он так делал. Я был благодарен за то, что он приходил ко мне, и я никогда не выражал недовольства по поводу пропадающей еды и рисунков или валяющихся носков, которые не были моими.

Я расправился со своей миской хлопьев и оттолкнул ее в сторону, снова сосредоточив взгляд на мольберте.

— А почему блондинка? — спросил Тэг.

Я почувствовал, как мой лоб нахмурился, и в ответ лишь пожал плечами.