— Именно, — кивнул граф. — Я ведь всегда получаю то, чего хочу! И в этот раз мне захотелось мадмуазель Ларионову, но она отказала мне и выбрала Павла, а потом появился ты! И Аня, как любая ветреная и романтичная особа, переменила свои приоритеты и влюбилась в тебя. Поэтому мне пришлось действовать, и я решил избавиться от обоих соперников разом, коль уж мне представился такой удачный случай. Ха… — Рябов расхохотался. — Глупый Павел, он ведь действительно думал, что я сочувствую ему и действую в его интересах. Он был так наивен, что меня это даже забавляет.
— Сукин сын! — прорычал Волков, сжимая прутья решетки. — Клянусь, что я доберусь до тебя, и тогда ты пожалеешь, что родился на свет!
— Я в этом сильно сомневаюсь, — самонадеянно усмехнулся граф. — Ты сгниешь в Сибири, если, конечно, какой-нибудь каторжник не прирежет тебя раньше. Знаешь, там не особо дворян то жалуют, так что я сомневаюсь, что ты выберешься оттуда живым, и даже твой хваленый испанец не поможет!
— Это мы еще посмотрим! — пообещал Мартин, с ненавистью уставившись на Рябова.
Но граф лишь покачал головой и добавил:
— Ты самонадеян испанский пес, хотя мне это даже нравится, ты так забавен в своем постоянном гневе, что это так весело.
— Веселись пока, — фыркнул Мартин. — Когда мои руки доберутся до твоей худенькой шейки, веселиться буду уже я. Я даже не удостою тебя чести умереть от честной стали, а придушу, как котенка!
— Ты — глупый павлин, похваляющийся из-за прутьев клетки, — сказал граф. — Но ничего личного. Личное у тебя было с моим другом Смолиным, но даже он сейчас лежит в своей постели и поправляется после раны, нанесенной тобой, а ты же стоишь за решеткой и, как всегда, разбрасываешься пустыми словами.
— Ах ты cachorro! — зарычал Мартин и постарался схватить графа сквозь металлические прутья, разделяющие их, но Рябов вовремя отступил и рассмеялся испанцу в лицо. — Я передам твой привет Смолину и скажу, что ты желал ему скорого выздоровления.
— Надеюсь, он сдохнет в горячке!
— Не думаю, — покачал головой граф. — Его жар спал, и он чувствует себя вполне прилично, но я рад, что ты о нем беспокоишься.
Мартин не выдержал и плюнул дворянину в лицо, но тот постарался сделать вид, что это не оскорбило его, вместо этого граф спокойно достал из нагрудного кармана платок и вытер лицо.
— Этого и следовало ожидать от глупого и необразованного павлина, вроде тебя, — спокойно произнес Рябов. — Но вы утомили меня господа, и я вынужден откланяться. — Затем он внимательно посмотрел на Владимира и добавил. — Прямиком отсюда я отправлюсь в дом Ларионовых, и там буду утешать бедную Анечку, которая так расстроена и подавлена из-за твоего низкого поступка.
Глаза Владимира наполнились гневом и, если бы не решетка, то он бы сейчас, как дикий зверь, впился зубами в шею Рябова и разорвал ему горло.
— Запомни, граф, — зарычал Волков. — Никакая Сибирь не сломит меня и однажды, мы встретимся, и тогда ты заплатишь за все!
Рябов опять лишь самодовольно усмехнулся и добавил:
— Как уже говорил ранее, я в этом сильно сомневаюсь. — И, рассмеявшись надменно, он развернулся на месте и зашагал прочь…
…С тех пор прошло уже больше месяца. Суд оказался скорым на расправу и теперь Владимира Волкова вместе Мартином де Вилья везли куда-то через всю Россию вглубь Сибири в неведомый для них острог, в котором им было суждено провести долгие годы. Хотя испанец не падал духом и постоянно твердил ученику о побеге, но вот Владимир относился к этой мысли, как к безнадежной, и с каждым днем унывал все сильней и сильней, понимая, что бежать в Сибири некуда, и даже если они и выберутся из заключения, то, скорее всего, просто замерзнут в лесу, так и не успев никуда добраться.
Волков тяжело вздохнул и поднял голову. Неподалеку он увидел уже немолодую женщину, а рядом с ней маленькую голубоглазую девочку, укутанную в шаль. Девочка с интересом смотрела на каторжников, но отчего-то больше всего ее привлекал именно Владимир. Молодой дворянин улыбнулся ей, и девочка улыбнулась в ответ, а затем, развернувшись к матери, принялась что-то тараторить. После чего мать вытащила из-за пазухи круглую булку и протянула ее дочке. Та, поблагодарив мать, побежала к каторжникам. Владимир был удивлен этому, поскольку думал, что девочка должна их бояться, но она не боялась. Вместо этого девочка подошла к нему, и даже солдаты не стали ее останавливать, и протянула Волкову хлеб. Владимир взял его, искренне улыбнулся и произнес:
— Спасибо, дитя. Да благословит тебя Господь.
ebooksa