Кейптаун, которого нет

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет. Не знаю… – я прикусила губу. – Не более, чем курить кофеум.

Он весело рассмеялся, и, несмотря на глубокую ночь, мне привиделось золотистое южное солнце.

– Пойдем, Харише, здесь становится слишком темно, – он протянул мне руку, помогая встать.

– Пора домой…

Пришлось переступать через лапы и хвосты леопардов.

– Тогда проведу тебя до дороги. Гиблое дело – выбираться с пляжа ночью, не зная тропы.

И он пошел впереди, ярко освещая мне путь.

***

Если бы Кейптаун мог воплотиться в одном человеке, это был бы Солей. Спокойный, солнечный, не признающий лукавства. Абсолютно свободный, потому что ему ни до чего нет дела.

Грациозный, пружинистый, словно леопард, он ступал одинаково твердо по шаткому пирсу и скалистым склонам гор, мог целый день лениво валяться в тени рыбацких лодок, а потом часами работать, наслаждаясь каждым движением мышц… С вечной улыбкой на губах и соленым ветром в голове…

Если Солей говорил о чем-то, то бывал искренен, как никто. Он не умел врать и без сомнений озвучивал любые свои мысли.

По натуре он походил на своих пятнистых кошек, которые ели, когда голодны, спали, если хочется, не нуждались в богатствах и большую часть жизни бывали абсолютно счастливы.

В первую же ночь после нашего знакомства я поняла, что мне не отмахнуться от Солея. Душа моя больше всего нуждалась в солнце, которым он был благословлен с рождения. Кожа его была золотистой, мысли – честными, а сердце – свободным. Когда он смеялся, невозможно было сдержать улыбку, если ему становилось грустно, даже бесстрастные леопарды ходили с поникшими головами.

С тех пор мы виделись почти каждый день. Ранним вечером я спускалась в лазурную бухту, ласково чесала за ушами ленивых кошек, пила холодное кокосовое молоко. Часами мы сидели на пирсе или в лодке, говорили или подолгу молчали. Почти всегда в руках у Солея звенела струнами шамболина.

– Ты умеешь петь? – однажды спросила я.

– Немного, – он хитро прищурил солнечные глаза. – А ты?

– Ни капельки. Иногда кажется, я могла бы делать это назло врагам, чтобы изводить их своими воплями.

– Неужели все так плохо?

– Не стоит проверять, – зачерпнув морской воды, я кивнула. – Лучше ты спой для меня.

Солей не заставил себя упрашивать. Погладив немного тонкие струны и вспомнив мелодию, он негромко запел. И хотя я не разобрала ни одного знакомого слова, песня тронула до глубины души.

Голос Солея перестал быть обычным звуком. Он жил сам по себе, вплетаясь в музыку, рисуя на воде видения и образы. Так что я понимала каждую строчку, несмотря на чужой язык. Безупречный тембр, безукоризненная чистота… Так в моих снах звучал когда-то Кейптаун…