Я покупаю много картошки, лука, моркови и чеснока, в силу которого я свято верю.
Ещё в гипермаркете была уценённая тушёнка, и я купил пятнадцать банок.
Я сел за стол и начал чистить овощи, как всегда включив радио и склонившись над столом как усталый робот.
Картошку я варил, а оставшиеся овощи жарил, потом я соединял ингридиенты в одной кастрюле вместе с разогретой тушёнкой, и этого блюда мне хватало дня на два.
Я положил картошку в кипящую воду и решил позвонить консьержке.
Я снял трубку и сказал — здравствуйте.
Имена консьержек я никак не мог запомнить, хотя они постоянно открывали мне дверь подъезда, когда я подходил к нему — они-то знали меня хорошо.
Да, — ответила консьержка.
Скажите, почтальон сегодня приходил? — задал я свой привычный вопрос.
Нет, по выходным они никогда не приходят.
Спасибо, — сказал я и положил трубку.
Вот так, почтальон не приходил, а письмо я получил, утром я нашёл его в своём почтовом ящике.
Я снова пошёл на кухню, овощи надо было постоянно помешивать, они всё время у меня пригорали.
Я вспомнил самое первое письмо, полученное мной.
Оно было, как и все последующие, без конверта.
Это было единственное письмо, написанное Белкой в хорошем настроении.
Начиналось оно идиллически — привет! всё думаю, буду ли я снова лежать на вашем стареньком прекрасном диване в гостиной, а радостный Некс будет лизать мне лицо?
Кончалось оно словами — со мной всё в порядке, ваша (дальше следовал рисунок белки).
Сейчас же мне казалось, что Белка начинает потихоньку сдвигаться, от безумного Фаренгейта, от сельдерея на завтрак, обед и ужин, и самое главное — от безысходности происходящего.
Я вспомнила новый анекдот — про то, что мы давно уже не люди, писала она в последнем письме.