Опасность тьмы

Кира кивнула, боясь хоть что-то говорить, боясь задать свои вопросы. В ее голове было столько вопросов, что она испугалась, не стала ли она больше, раз они все туда вместились, и не заметил ли кто. Вопросы гудели у нее в голове целыми днями – весь день и всю ночь, как улей пчел, которые никогда не успокаивались. Единственный способ выкинуть их из головы был через рот: ей нужно было задать их кому-нибудь, но она не осмеливалась это сделать, так что они оставались внутри и своим гудением сводили ее с ума.

Вдруг голос ее матери стал громче. Кира медленно повернулась и стала слушать.

– Что? Когда? Где ты это услышала, Донна? О господи. О ГОСПОДИ. Это чертов кошмар, я тут живу. О господи. Нет. Все то же – фургоны и люди в белых костюмах, как показывают в передачах про убийства… Значит, это будет в новостях. Нужно убрать отсюда Киру, она все слышит, я не хочу, чтобы она узнала. Я просто сказала, что ее больше нет и она не вернется. Да, и так оно и есть, точно… О господи.

Кира снова выглянула в окно. Теперь вопросы в ее голове пустились в пляс, начали скакать вверх и вниз с тихим, но назойливым топотом. Где Эдди? Почему ее нет? Почему она никогда не вернется? Что она сделала? Почему эти люди были в ее доме? Что, почему, почему, когда, кто, что, почему, почему…

Кире нужна была Эдди. Потому что больше никто не мог отвечать на вопросы нормально, остальные просто затыкали ее, запихивали вопросы еще глубже в ее голову и крепко запирали на замок. Но Эдди всегда отвечала. Эдди отвечала на любой вопрос, хоть иногда только чтобы сказать: «Я не знаю, как на это ответить». Но обычно этого было достаточно. Это и был ответ. Эдди не говорила ей – заткнись, не спрашивай, хватит приставать, это не твое дело, ты слишком маленькая, чтобы о таком спрашивать, ты слишком маленькая, потом узнаешь. Эдди говорила с ней, и раздумывала, и слушала. И отвечала. Эдди рассказывала ей интересные вещи. Эдди много чего знала. Эдди. Эдди. Эдди. Эдди.

Вдруг она решила представить себе Эдди и… не увидела ничего. Никого. Пустое пространство. Она посмотрела из окна на дом, пытаясь воссоздать образ Эдди, но ничего не получалось. Совсем ничего. Она не знала, как Эдди выглядит или какой у нее голос. Она вообще не могла обнаружить Эдди.

Она спустилась и вышла из своей комнаты. Она была в ужасе. Видимо, это то, что имела в виду ее мать – что Эдди исчезла и никогда больше не вернется. Эдди исчезла даже из ее головы: как она выглядела, как говорила, ее запах, ее смех. Она начала спускаться по лестнице, потому что ей, как никогда раньше, было страшно в своей комнате, и очень страшно там одной. Она хотела услышать свою маму, увидеть ее, даже ее ругань, даже ее раздражение.

Натали поднималась наверх. Кира остановилась и посмотрела вниз.

– Что ты делаешь?

Кира молчала.

– Давай, мне нужно идти в магазин, купить кое-что. Да ради бога, Кира, что с тобой, у тебя такой вид, будто ты призрака увидела!

Но она не увидела. В этом и было все дело. Она не увидела.

Очень медленно, ступенька за ступенькой, Кира спустилась по лестнице.

Снаружи теперь всегда кто-то был. Дети. Соседи. Люди с другого конца города. Они болтались тут, разговаривали, ждали, пока в очередной раз выйдут белые костюмы, пялились на то, что они несут, следили за ними глазами. Они прекрасно знали, что задавать вопросы им не стоит. Они просто стояли и ждали, пока что-нибудь случится, что-нибудь невероятное – и тогда на их улице появятся телевизионные трейлеры и люди с пушистыми микрофонами.

Натали впихнула Киру в машину и хлопнула дверью так, что задрожало ветровое стекло. Кира не смотрела на дом Эдди и на зевак, она держала глаза опущенными. И ничего не говорила.

Натали что-то пробормотала себе под нос, потом резко развернулась, надавила на газ и полетела вперед. Киру при этом мотало туда-сюда в застегнутом ремне безопасности.

Однажды Эдди научила ее игре, когда ты закрываешь глаза, говоришь название цвета, а потом стараешься изо всех сил увидеть перед глазами его, и больше ничего. Просто розовый. Просто зеленый. Больше ничего. «Даже по краям», – говорила Эдди. И в этот момент Кира подумала: «Черный», и стала глядеть, глядеть во все глаза, пока все, что она могла видеть, не превратилось в черный. Это она умела делать. Она научилась. Но несколько секунд она все-таки пыталась быстро увидеть Эдди – перед тем, как опустилась чернота.

«Эдди», – сказала она про себя. Но Эдди не было, даже по краям.

Их не было час, и, когда они вернулись, у их дома тоже стояла машина, только черная. Зеваки теперь наблюдали и за ней, при этом продолжая следить за деятельностью белых костюмов, но, как по команде, отвернулись, когда машина Натали выехала из-за угла.

– Кто-то у нашего дома. Там черная машина.