– Нет.
– Тогда как?
– Я… Эдди, вот кого видят люди. Эдди. Меня. Они знают меня. МЕНЯ. Кира… спросите ее… она большого обо мне мнения, она все время хочет прийти. Люди думают… Они просто думают – «Эдди».
– Хорошая Эдди? Милая Эдди? Смешная Эдди?
– Откуда мне знать?
– Но как вы думаете? Дайте мне одно слово. Опишите «Эдди».
Тишина длилась несколько минут, не секунд. Эдди смотрела на свои руки, но они были все так же неподвижны. Мертвые руки.
А потом Серрэйлер увидел, что она плачет. Слезы были тихими, и текли по ее щекам очень медленно, одна за одной. Он ждал. Она даже не двинулась, чтобы смахнуть их.
– Просто скажите мне, – сказал он спокойно. – Это несложно. Скажите мне их имена. Потом расскажите мне, что случилось. Эдди?
Ничего. Молчание продолжалось, восковые руки оставались так же неподвижны, слезы текли, капля за каплей, и медленно скатывались вниз, и он ждал. Но больше – ничего.
Двадцать два
– Там опять люди.
– Отойди от окна, сколько раз тебе повторять?!
– Да, но они снова заходят к Эдди в дом, они уже открыли дверь. Эдди это не понравится, точно знаю, что не понравится. Когда она вернется, я ей расскажу. Когда она вернется?
– Я сказала СЛЕЗАЙ. Черт возьми, ты вообще собираешься меня слушаться? Я уже говорила тебе, больше ни слова про Эдди, забудь о ней. Забудь о том, что она вообще существовала.
Кира обернулась и удивленно посмотрела на нее.
– Иди и включи телевизор.
– Я не хочу телевизор. Я хочу Эдди.
– Да что же это, Господи. Кира, слушай меня… Если ты еще раз произнесешь ее имя в этом доме, хоть
Медленно и тихо Кира слезла со стула, стоящего у окна, и поплелась прочь из комнаты.