Опасность тьмы

Фред Уэст. Сначала они вскрыли патио, потом перекопали весь сад, потом начали рыть в подвале. Она не могла вспомнить, скольких они нашли.

Цветочные клумбы Эдди заросли сорняками, траву никто не подстригал. Полицейские в белых костюмах немного послонялись вокруг и ушли. Близко никто не подходил. Сад выглядел неухоженным. Кира все рвалась пойти туда и что-нибудь сделать – подстричь лужайку, прополоть клумбы – и не переставая твердила, что Эдди была бы не рада, что он остается таким неухоженным, что Эдди будет приятно, если они это сделают, что Эдди не понравится, если она вернется домой и увидит все в таком виде. Она не могла ее заткнуть.

Марево от жары дрожало над бетонной дорожкой. Над высокой травой.

Так.

Она сбежала вниз по лестнице, нашла клочок бумаги, на котором нацарапала телефон, и набрала номер той журналистки, Люси Гроувс.

«Меня нет на рабочем месте. Пожалуйста, оставьте сообщение. Я сразу же вам перезвоню».

– Это Натали Кумбс. Я передумала. Я сказала, что не согласна, но я согласна. Я сделаю это.

Натали вышла на улицу. Ей нужно было выйти. Оставаться у себя и думать о доме и саде напротив было выше человеческих сил.

У калитки дома Эдди скопилась кучка народу. Натали никого из них не узнала. Зеваки. Ее от них трясло. Она подошла к машине и открыла дверь, и они повернулись, чтобы поглазеть на нее.

– Сваливайте, – прокричала она. – Оставьте нас в покое, это не чертово реалити-шоу, людям еще здесь жить.

Когда она выехала на дорогу, из-за угла возник фургон телевизионщиков. Она надеялась, что он уже уедет, когда Кира вернется, а то она снова начнет задавать вопросы, снова будет ее изводить.

Она поехала через весь город к Донне. Донна снова родила ребенка, а машины у нее не было, так что в основном она сидела дома.

Они вместе с Донной ходили в школу, и в те времена у них были планы – они планировали уехать отсюда, планировали попасть за границу, планировали заработать много денег, планировали делать то, что хочется, а не что все говорят тебе делать, планировали сделать себе имя, которое прогремит на весь мир. А потом Натали родила Киру, а Донна, тупая корова, не обращая внимания на то, что было у нее перед глазами и что говорила Натали, взяла и сделала то же самое, и сначала родила Дэнни, а потом Майло, которого Кира называла Лайло.

Натали хотелось как следует встряхнуть ее, хотелось до сих пор, но она понимала, что на самом деле ей хочется встряхнуть саму себя. Если оглянуться назад и вспомнить все, что они говорили, планировали, обещали, о чем договаривались – то как они дошли до такого? «Ни за что». Они проходились по этому списку слишком часто. Мужчины. Бесперспективные работы. Наркотики. Курение. Быть отбросом. Дети. Ни за что.

Единственное, насчет чего они обе до сих пор держались, – это наркотики. Ни за что. Но иногда Натали думала, что они могли с тем же успехом употреблять и наркотики. Донна была дома. Входная дверь была открыта, и Дэнни стоял посреди коридора в одной майке и писал на лестницу. Где-то орал Майло. Натали знала, что бесполезно стучать или кричать – ее все равно не услышат. Она пошла сразу туда, где была Донна – то есть на кухню, где она сидела и плакала.

Двадцать минут потребовалось для того, чтобы поменять пеленки Майло, отмыть Дэнни и лестницу, усадить его смотреть «Ох уж эти детки!» [15], сделать чаю и выслушать поток жалоб от Донны.

– Понятно, – сказала Натали, – а теперь замолкни. Моя очередь. Ты помнишь, как мы говорили про то, чтобы уехать, отправиться куда-нибудь далеко, сделать что-нибудь свое, вот это все?

– Ну да. Помню.

– Мы это сделаем.

Донна подошла к холодильнику, открыла морозилку и достала оттуда ведерко с мороженым.