Дженнифер Морг

22
18
20
22
24
26
28
30

Я понимаю, что он загнал меня в угол. И не только угрозами; штука в том, что он действительно угадал, за что можно купить Рамону. Я был у нее в голове, пусть и недолго, и я не уверен, что готов ее за это критиковать. Или встать у нее на пути, если она и вправду решит это сделать. Угрозы и пытки не нужны: просто принудить ее жить так дальше – это уже пытка. К тому же, если Рамона откажется ему помогать, Биллингтон может разозлиться и выместить зло на моей шкуре. И это мне напоминает о другом…

– Но почему я? Если вам нужна была она, почему для контроля над ней необходим именно я? Я для вас ничто. У вас есть Макмюррей. Вы уже знаете суть предложения моего правительства. Что я здесь делаю? Почему бы вам просто не провести ритуал распутывания и не выбросить меня за борт?

Биллингтон улыбается еще шире, и это меня тревожит.

– А вот здесь вы ошибаетесь, мистер Говард. Ваше присутствие здесь не позволяет никому другому – например, ВМФ США – явиться и испортить мне праздник. Я с самого начала понимал, что это вполне вероятный ответ на мой план, так что предпринял меры, чтобы его предотвратить: в форме чрезвычайно дорогостоящего и довольно сложного гейса фатумного запутывания, который принуждает участников принимать определенные архетипические роли, набиравшие силу от сотен миллионов верующих в течение полувека. Этот гейс не влияет на причинно-следственные связи напрямую, но повышает вероятность событий, которые укладываются в его фатумную модель, а другие сценарии становятся менее… возможными. Идти против гейса трудно: агентов сбивают машины такси, в самолетах необъяснимым образом отказывают приборы и все такое. А теперь вы прошли все этапы этого гейса и тем самым чрезвычайно усилили его. Вы приняли роль героя-противника. А это, в свою очередь, означает, что никто другой не сможет тут играть в героя. И, в соответствии с другим аспектом этого гейса, вы пока что находитесь в моей власти и будете оставаться в моей власти, пока добродетельная женщина не освободит вас. Это понятно?

У меня кружится голова. К чему он вообще клонит? И где я найду добродетельную женщину на борту яхты сумасшедшего миллиардера в три часа утра, когда мы на всех парах идем к Бермудскому треугольнику?

– А как же аукцион? – жалобно спрашиваю я.

– Ах, мистер Говард! – хрипло смеется Биллингтон. – Аукцион с самого начала был только уловкой, чтобы ваше начальство поверило, что меня можно продать и купить! – Он наклоняется ко мне через Стол и хмурит кустистые брови: – На кой мне черт, по-вашему, еще несколько гигабаксов? У нас тут совершенно другие ставки. – Он смотрит поверх моего плеча на громилу у дверей. – Отведите его обратно в комнату и заприте там до утра. Мы продолжим этот разговор за завтраком.

Громила подходит и кладет мясистую ладонь мне на плечо.

– Когда я заполучу ДЖЕННИФЕР МОРГ, они сделают все, что я захочу, – бормочет Биллингтон, и у меня мурашки бегут по коже, потому что он уже, кажется, говорит не со мной. – Все, что угодно. Им придется меня слушать, когда я получу всю планету.

Громила ведет меня вниз по короткой лесенке, а затем по коридору с рядом дверей из красного дерева, будто в высококлассном отеле. Одну из них охранник открывает и жестом приказывает мне войти. Секунду я размышляю, не броситься ли на него, но потом понимаю, что это не поможет: у них Рамона, у них адская сеть наблюдения, а я на корабле, который уже оставил сушу далеко позади. В лучшем случае у меня будет одна попытка, и тратить ее зря не стоит. Поэтому я беспрекословно вхожу и устало осматриваюсь, когда он поворачивает ключ в замке.

По крайней мере оказаться запертым в одной из гостевых кают Биллингтона намного комфортнее, чем в полицейском изоляторе. Разумеется, она на борту корабля, и поэтому меньше, чем пятизвездочные апартаменты, но это, пожалуй, единственный параметр, по которому каюта им уступает. Двуспальная кровать, роскошный толстый ковер, иллюминатор (глухой), мини-бар и большой плоский телевизор. На полке рядом с ним стоит несколько книг в мягких обложках и ряд DVD-дисков. Видимо, предполагается, что я напьюсь в стельку под дешевые шпионские триллеры. Письменный стол (маленький, как и сама каюта) напротив кровати сохранил следы компьютера, который они, видимо, убрали раньше – чертовски жаль, но люди Биллингтона не такие дураки, чтобы оставить компьютер там, где я смогу наложить на него руки.

– Черт, – бормочу я и сажусь в мягкое кожаное кресло рядом с баром.

Редко когда в прошлом мне так хотелось сдаться и опустить руки. Я потираю виски. За стеклом иллюминатора только полуночно-черное море под звездным небом. Я зеваю. Действие дряни, которую вколола мне эта стерва Иоанна, закончилось быстро. Сейчас точно не больше четверти четвертого утра. И теперь я понимаю, как устал. После осмотра комнаты никакого очевидного пути к побегу не обнаруживается. К тому же за мной наверняка следят – через глазок на двери, – если у них есть хоть капля мозгов.

– Вот дерьмо.

«Это точно, обезьяныш».

Я вздрагиваю, но потом заставляю себя расслабиться. Пытаясь ничем себя не выдать, снова прислушиваюсь.

«Рамона?»

«Нет, блин, зубная фея. Ты моих щипцов не видел? Тут кое-кому срочно нужно прочистить зубной канал, как только я освобожусь».

Я испытываю огромное облегчение: если бы я стоял, наверное, упал бы на месте. Хорошо, что я уже успел умоститься в кресле.

«С тобой все в порядке?»