Карты четырех царств.

— Бара, тебе не страшно? Никогда? — Ана прищурилась, рассматривая столб копоти.

— Мне страшно с самой осени, — нехотя признал Бара, подгреб под руку по-хозяйски. — Ты ушла одна. Мне было плохо в Казре всякий день, потому что алому жить без смысла хуже, чем умереть. Алый, когда нет смысла в его жизни, делается ходячей смертью. Я ответил. Долго еще ты будешь вести себя странно?

— А мне чужой бес сказал, что наш мир совсем разрушат и всех нас за скобки, — Ана чиркнула ногтем по горлу. — И нет смысла дергаться. Оно сильнее всех вообще. Какое-то там «оно». Ужасное оружие.

Бара свел густые брови, повернул к себе Ану и недоуменно вгляделся в её лицо.

— Нет смысла? Не слушай чужих бесов. Я всегда жил по закону алых, даже не имея слов для описания этого закона. Учитель Ан выбрал нужные слова и соединил куда лучше, чем смог бы я сам, поумнев: бой не имеет смысла, если противник слаб. Бой — это когда ты заранее не знаешь исхода. Всё прочее — бойня. Сейчас ты хочешь выжить, или тебе важнее остаться Аной, с которой я заговорил в Казре, до того проведя в молчании полгода?

— Ну ты и загнул, — Ана обеими руками обхватила Бару за пояс, прильнула к теплому боку. — Я закончила жаловаться, честно.

Ана вывернулась из-под надежной руки, шагнула вперед — и споткнулась.

Недавно именно здесь, след в след, стоял папа Ан. Принюхивался, усмехался: здесь его мир, его люди и его дом. Разве все это можно уступить кому угодно, даже и всемогущему?

Путь беса. Никогда не сдаваться

Вечером Ан действительно стоял на том самом месте во дворе «Алого льва» — лицом к людям, которые помнили его врагом. И теперь должны были поменять мнение.

Горечь копилась в душе. Он снова в стольном граде Эйнэ, и здесь даже теперь, после долгой отлучки, почти для каждого он — бес Рэкст, наделенный властью и вызывающий страх одним именем своим! И он уже не способен вернуть свою короткую мирную жизнь слепого Ана, безмерно ценную лично для него и, увы, иссякшую невозвратно. Он даже не вправе оглянуться… Нома почувствует, ей станет больно. Это — лишнее. Вервр совершенно забыл, если когда-то и знал: как это — уходить, оставляя за спиной дом, где знакомы все запахи и звуки, где жил постоянно и собирался жить еще долго, очень долго. Даже начал прикидывать, удобно ли будет растить маленьких вервров, которые для города — страшнее пожара и потопа, вместе взятых! Пока такой напасти Корф не узнал, но городу хватало впечатлений и без того.

Увы. Всё — уже в прошлом, за спиной, в короткой счастливой осени…

Он объяснился с Номой и после удивлённо следил за тем, как стремительно развиваются события. Листва еще не облетела, лето еще было памятно… а вервр уже осознал: в семейной жизни, помимо интереса и радости, немало недостатков. Прежде всего, Нома потребовала вытерпеть формальную церемонию оглашения брака. Она же убедила хоть иногда откликаться на имя Ан хэш Дэйн. Затем повела себя просто-таки недопустимо: хищники с их безупречным нюхом существуют вовсе не для того, чтобы глубокой осенью выискивать редкостные лечебные коренья. Наконец, у Номы образовалась привычка дремать, подкатившись под бок. Можно было бы сказать, что это неплохо… но, учтя разницу в силе, а также резкость неосознанных, сонных движений, вервру пришлось обзавестись ответной привычкой просыпаться, едва под бок подкатываются — и лежать неподвижно. Обыкновенно в такие минуты Ан принюхивался к волосам и коже жены и думал, что однажды его пустые глазницы снова наполнятся. Занятное предвкушение: наконец-то раскрыть веки и без помощи косвенных способов узнать с первого взгляда тех, к кому привязался за пятнадцать темных лет…

У себя Ан никаких дурных привычек не наблюдал и очень удивлялся кроткому отчаянию Эмина. Что плохого в том, чтобы больные не бездельничали и не отъедались за счет лекарки, а вносили посильную лепту?

Когда порт сделался тих и почти пуст из-за штормов в южных проливах, затеи Ана дали первые результаты. Состоятельные больные отвыкли спрашивать, почему им надлежит вскладчину оплачивать новое здание. Князь было вякнул невпопад, что, мол, со всякой стройки надо внести долю в казну… Но после ночного визита вервра возражения пропали. Если припомнить, это случилось к утру: еще до завершения переполоха во дворце, к воротам имения Номы примчался на взмыленном коне вестовой и проорал, задыхаясь и дрожа всем телом, что князь дозволяет строить, что угодно и где угодно, лекарям можно все! Нома проснулась, зевнула, хихикнула — и не стала ничего уточнять.

Когда началась дождливая зима, люди в Корфе стали скрипеть при ходьбе куртками, шлепать по лужам сапогами и хлопать полами плащей. Смешно… Скрипучие люди не жаловались, жили довольно дружно и быстро усвоили новые правила, даже сочли их единственно верными и безупречно справедливыми: открытые для всякого лечебницы надо снабжать всем миром. Лишь Эмин вздыхал и кривился. Но, учтя запас дров и засыпав зерно в новые амбары — до верху! — даже он сдался. Сам вызвался сопровождать Ана для беседы с морской торговой гильдией, которая еще не знала своего грядущего счастья: её кораблям предстояло возить травы и иные лекарства без оплаты, под заказ по подаваемым через выделенного человека запросам от всех без исключения лекарей, внесенных в единый белый лист Корфа.

Когда с моря пахнуло стылой сыростью, набережная покрылась после очередного шторма коркой льда, а люди стали не только скрипеть, но цокать и охать, делая для слуха вервра шум города особенно забавным… К этой поре князь по доброй воле и не дожидаясь нового ночного переполоха добавил к имению Номы соседний сад. Догадливая гильдия северных купцов тотчас вызвалась строить там по чертежам Эмина просторный дом для учеников. Откуда и каким таким ветром нагребло в город этих — нищих и легких, как ворох осенней листвы? Никто их не звал… Но под забором с осени мерзли вполне толковые недоросли с синим и белым даром — хотя вряд ли сами они посмели бы назваться нобами.

На соленом льду набережных, мокром и коварном, Ош Бара упражнялся с оружием вдвое чаще и дольше, чем обычно. Вервр охотно наставлял любимого ученика, а зеваки толпой глазели, как на балаганное представление — и то ли злились, то ли завидовали мирно и грустно: алые и на самом гладком льду не падают, а если даже падают, ног и рук не ломают… себе. Прочие горожане, увы, что ни день, считали свежие ушибы и посылали за лекарями. Без алого дара не рисковал поскользнуться лишь Эмин Умийя — его теперь со всех сторон под локти поддерживали ученики, и походка у него выявилась новая… величественная.

Сыпать на дороги золу и песок, чтобы никто не поскользнулся, вызвались содержатели трактиров: к лекарке Номе уже не первый год толпой валили невесть откуда и в любой сезон, это сулило выгоду. Прежде такую выгоду принимали, как должное, но, искоса глянув на бредущего по улице улыбчивого слепца, отчего-то осознавали важность «общего блага». Скоро кто-то самый догадливый изъявил желание отсылать излишки пищи для больных. Прочие и это начинание подхватили, лишь бы общительного слепца пронесло мимо их дверей!

Жизнь в Корфе и окрестностях сделалась совершенно мирной, даже сонной. Воры попритихли, про грабежи город вовсе позабыл. Жизнь и должна быть такова вблизи логова высшего хищника, — знал вервр Ан. Он установил покой — и сам привык к покою…