— Я никуда не уйду, — пообещала Лэйгаа и легонько сжала руку на запястье Ула.
Из-за спины, прекратив поддерживать шею Ула, шагнул рослый смуглый воин. Резко поклонился и отодвинул Лоэна.
— Сам скажу, быстро, — бас был тот самый, что рокотал в мире Осэа. — Ты должен помнить Лофра. Вон там его смяло в крошево, а ведь после твоего отбытия Лофр стал мужем матушки Улы. Она редко приходит сюда, пойми её. Только если надо Ному или Ану забрать, а мы не справляемся. Кого еще показать? Тот нарост на стекле — Клоп, он был вор и даже я не понимаю, зачем сунулся в бой. Он долго держался у меня за спиной, наверное, я задолжал ему жизнь. Вон та сабля и на ней — каменная левая рука, это от Шельмы, ты знал его?
Ул покачал гудящей, тяжелой головой. Взглянул на Лэйгаа: как она переносит тягостное перечисление потерь? Ведь память хранит нэйя — невесомую, хрупкую, готовую укрыться во тьме небытия при первом порыве боли…
Нэйя смотрела на каменную руку, крепко сжимающую клинок — теперь и навсегда… Лэйгаа не отворачивалась, хотя по её щекам сбегали мелкие слезинки.
— Шеля выбросил из боя змей Ана, — Ульо ловко впечатал локоть в бедро южанина, сунулся вперед и захватил право вести рассказ. — Шель почти здоров. А вот Омаса… Он давал мне кататься на любом коне. Он был очень добрый.
Мальчик показал на обломки… Молчаливый вервр заволновался, придвинулся к ребенку и положил когтистую, звериную лапу ему на плечо. Рыкнул, принюхиваясь и не находя угрозу.
— Сэн, Лия, — Ул едва смог выговорить эти имена и просительно взглянул на Лэйгаа.
Та кивнула — живы… на душе потеплело, но нэйя не стала ничего уточнять, и озноб вернулся. Смуглый воин подвинул за плечи Ульо, обращая внимание на себя.
— Мы приложили усилия, — воин протянул руку, и Ул узнал в его браслете частицу Шэда. — Мы все: Шэд, я, Ульо и его дикий вервр, хэш Лоэн… хотя ему, вообще-то, трудно верить. Зато дракон его безупречен. Вне мира нам иногда помогали и другие. Нам многие противостояли, но мы добивались твоего возвращения. Дело заняло два года. И это было главное дело по счету истины алых.
Смуглый воин нахмурился и смолк, всматриваясь в осколки на стеклянном поле и бегучие, неспокойные тени в недрах — словно там бой всё еще продолжается.
— Я, Ош Бара, не силен в речах, но тут особенный случай, — продолжил воин. — Вот послушай, как вижу. Ты вернул к жизни Ану. Встреча с ней дала мне смысл жить, а не только убивать и искать смерть. Я прикрывал спину учителя Ана, и его последний бой дал новый смысл существования этому вот, — смуглый воин оскалился, всем телом развернувшись к Лоэну, — родственнику. Гм… я отвлекся. Вот важное: ты был первым звеном цепи, для меня драгоценной. Эта цепь через жизнь и даже смерть одних оживляет и наполняет других. Она не должна оборваться. Цепь жизни!
Воин указал на каменную глыбу.
— Ты дал семью девочке, которую назвал именем Ана. Она дала семью учителю, учитель помог создать семью Эмину. Это тоже цепь судеб, драгоценная. И она готова оборваться. Ана больше не видит смысла для себя, Нома тоже… Я сразу, после боя, понял: надо вернуть тебя! Иначе нам не укрепить цепь.
— Ош Бара и его знаменитая речь о цепи жизни и шипастом наморднике её смыла, — в голосе Лоэна прошелестела горечь, неловко спрятанная за насмешкой.
— Стих-хни, — браслет-Шэд поднял голову от запястья смуглого воина и оскалился на драконьего вервра. — С-сухарь.
Лэйгаа робко, просительно улыбнулась. Её рука вспорхнула и указала направление. Ул попытался встать. Южанин поддел под руку и то ли повел, то ли потащил. Лэйгаа скользила рядом, быстро стирала со щек слезинки и заглядывала в глаза.
— Ан Жесхар всегда был упрям… ты знал его, как багряного беса. А я помню его древнего, Жесхар Шэд и тогда был ужасающе упрям. Это меня пугало, но еще и завораживало. Нэйя оторваны от земли, а он — привязан неразрывно! Мы летим в свете, высоко… А он рвется напролом и устраняет всё, что считает преградой. Он груб и страшен! Но полон жизнью более, чем целый мир. Ана сказала так, пока ей выделяли доспех для боя. Я была рядом, я слышала и думала, и так постепенно… решилась. Заставила себя взглянуть на бой. Смотреть и не отворачиваться, да. Когда сила бушует и смерти множатся, это ужасно, дико. Я ощутила боль, затем пришло отчаяние, и мне показалось, вот-вот всё угаснет. Но из тьмы возникло — вдохновение. Я первый раз поняла бескрылых, и смогла…
Ульо сунулся сбоку и вставил несколько слов, которые полагал важными: мол, я всё видел, я был недалеко, когда волной света с площади смыло дрянь. Захотелось отрастить крылья. Зря весь город смеялся над Даром, сигающим с колоколен. Вот зря, и все дела! А уж когда явился сам Шэд… Ул не нашел в сказанном внятного порядка и смысла, но благодарно кивнул.
— Мало кто знает, что нэйя могут быть очень опасны. При взлете во вдохновении мы вспыхиваем, свет отделяется от тени, — прошептала Лэйгаа и положила ладонь на локоть Ула, ведь ей понадобилась опора. — Такая острая грань! Мы не выбираем, как её прочертить. И хуже, сами после не можем вывести из тени тех, кто там оказался. Мне больно. Я опять боюсь дышать… Жесхар, пожалуй, переупрямил бы смерть, но тень… тень была на нем, понимаешь? Он так плотно сплелся с врагом…
ebooksa