Смуглый воин, который тащил Ула, резко остановился и вздохнул. То ли виновато, то ли устало… Ул ничего толком не понимал, хотя очень старался разобраться. Он напряг шею, осмотрелся. Каменная глыба теперь была совсем близко — огромная, черная в алых и багряных прожилках, словно пропитанная кровью. В тени под скальным сидела девушка. Тоненькая, темноволосая. Она прижимала ладонь к камню, склонившись и касаясь глыбы лбом. Отчего-то Ул сразу понял: девушка сидит тут давно, и все знали, что увидят её здесь. Именно поэтому тяжело вздохнул алый — как его? — Ош Бара.
— … и Эмин сказал, что согласен, — Ул разобрал едва слышный шепот девушки. — Ты же знаешь, ему лишь бы навалить на плечи побольше любимой работы. А тут — и парк, и фонтаны, и планировка города. Всё во славу учителя, конечно же… смешно. Как на ногах держится, ума не приложу. Приходится снабжать его жену снотворным. Чтобы отдыхал. Это ведь не обман, правда?
Девушка притихла, плотнее прильнула лбом к камню, вслушиваясь в ответ, которого не было.
— И такой кошмар у нас каждый день, — шепнул, встав на цыпочки, Ульо. — Или Нома здесь, или Ана. Обе твердят, как заводные, что надо с ним говорить и так ему теплее. Бара смотрел-смотрел и решил: раз ты начал эту историю, тебе и выправлять её заново! Видишь, как всё криво загибается без тебя. Ты должен разогнуть! И не говори, что нельзя и невозможно. Надо.
Ульо кивнул со значением, раскрыл ладонь — и ему в руку сразу легла когтистая лапа вервра. Желтоглазый оскалился, впервые глянул на Ула прямо, заинтересованно. Облизнулся, принюхался… И предупреждающе рыкнул. Мол, пока ты не враг мне, но если мой «котенок» расстроится, пеняй на себя.
Лоэн вплотную подошел к скале и приблизил ладонь к камню, не касаясь его.
— Монолит. Не поддается даже драконьему пламени Эна и гневу Шэда. Кажется, здесь я один и усвоил смысл понятия «невозможно». Увы, я прав, печать завершенного боя нельзя вскрыть. Но кто из них станет меня слушать?
Желтоглазый дикий вервр зарычал, его загривок начал обрастать жестким коротким мехом, клыки удлинились. Звериный взгляд нацелился на Лоэна.
— Вы бы могли оставить меня одного? — старательно выговаривая слова, попросил Ул.
Просьбу исполнили все, кроме темноволосой девушки: кажется, она не слышала ни слова из общего разговора. Она была слишком занята своей беседой с тем, кого упрямо пыталась рассмотреть и расслышать, даже в камне.
Ула оставили сидеть у скального бока.
Левое плечо касалось камня, и так движение в неподвижной скале ощущалось яснее и полнее. И мысли в голове ворочались чуть легче… Ведь от пробуждения и до сих пор Ул самого себя ощущал то ли человеком, то ли камнем. Он выбрался из изнанки, но скованность не прошла, да и вряд ли могла легко иссякнуть. А новости и встречи — удар за ударом, всё непонятное и темное, загадочное и недосказанное. Вдобавок новая, чужая и молодая мама, которой очень больно. Мама Ула, для которой чужие осиротевшие дети теперь важнее своего, выросшего и здорового… И Лэйгаа. Так странно и сложно заново ощущать и упрочнять постепенно, по малому волоконцу, ту нить, что однажды, в изнанке бессмертия, связала души. С нэйей тепло и легко, а ведь при всем при том с ней еще только предстоит по-настоящему познакомиться! И бережно, безмерно бережно, раскрыть цветок родства двух душ.
Ул сидел в тени и смотрел на нынешнее золоте лето — вроде бы со стороны. И вспоминал давнюю осень, когда всё началось.
Он казнил багряного беса, ударив по лицу… Руке снова больно, рука помнит, как душа лопнула и кровоточила. Он взял карту палача и тем самым вмешался в судьбы очень и очень многих. Он ослепил вервра, которого теперь зовут то ли Ан, то ли Жесхар. Он назвал младенца Аной — странно или закономерно, что имена девочки и казненного вервра — совпали? Дважды странно и закономерно, что имя самого Ула и его матушки созвучны. Может, у атлов судьба такая, наполнять душу родных и самим наполняться? Отдавать и принимать. Может, именно это Мастер О и полагал подлинным обменом, может, он потому и принял карту менялы, не предав себя?..
Рука нащупала карту палача. Истертую, старую… Да так и есть, прошлое утратило силу. Нет больше мальчика Ула, нет и багряного беса, но цела их связь, скрепленная этой картой.
Взрослый Ул задумчиво покрутил в пальцах прямоугольник. На одной стороне — блеклый, едва различимый белый дракон и всадник, на другой — яркий герб с алой лентой, нарисованный довольно примитивно.
— И все же мы по-прежнему связаны, — шепнул Ул. — Меня заперли в изнанке, и ты снова стал палачом. Но уже иначе, да? Они приговорили мой мир, и ты вызвал на поединок исполнителя во имя правды алых. Палач четвертого царства — тот, кто обречен следовать истине, как единственному судье. Для нас с тобой приговор истины обязателен к исполнению. Тогда зачем всадник, дракон и прочее? — Ул нахмурился и внимательнее всмотрелся в карту. — Слишком старый рисунок.
Девушка у скалы всё шептала, Ул не разбирал её слов, не старался вслушаться. Он щурился, будто разучившись видеть мир. Слепо щупал камень, вздыхал.
Пережив и страх, и боль, он искал то самое, главное для Лэйгаа — вдохновение. Чтобы увидеть мир иначе, чтобы мысленно взлететь и понять свет, тени… или как говорила Лэйгаа?
Ул щупал камень и морщился: ладони саднило, словно с них только что содрали кожу. Боль росла… Ул рассмотрел руки и усмехнулся. Он искал решение и вдохновение, а решение так давно лежало в ладонях и ждало своего часа.
ebooksa