— А-а… Типа чудэ-юдэ рыба фиш? А ну упал хайлом в грунт! — получив разом по затылку и под колено, Бабель ткнулся очками в лебеду. То, что заслонило в следующий миг Солнце, немудрено было спутать с грозовым фронтом — настолько громадным казался надвигающийся из-за леса сталинский цеппелин. Они переползли под еловые лапы и скорчились в обнимку, не дыша…
— Ты, конечно, думаешь сейчас: «Коба передо мной пальцы гнёт, а в натуре он, если ковырнуть — самозванец, жертва собственной паранойи — так это у вас, докторов, называется?»
Левин отрицательно помотал головой — с чего это его определили во врачи?
— Дичь, товарищ Сталин, не хочу даже обсуждать. Так могут думать лишь недалёкие медработники низового звена или врачи-вредители. Велите подать дробовик — там что-то шевельнулось под елью.
— Вот так и все вы — не признаётесь, скорей готовы кровью измазаться… Запомни, Левин: дичь — это жирный дупель твоего мозга. А я — русский царь, прими как факт и смирись — иначе поссоримся, — жёлтые глаза будущего самодержца пронзили собеседника насквозь.
Нужно сказать, за этот день скромное обаяние Кобы перевернуло все устоявшиеся представления Владимира Ильича о политике и натурфилософии двадцатого века.
— Знаешь, — а я ведь три года был в горах разбойником. От Гори до Хинкали грабил богатых — и раздавал бедным до копейки, люди со всех сёл ко мне за справедливостью шли. По крови я не сапожник — Государь Александр 111 по Кавказу путешествовал за девять месяцев до моего рождения. После бала мою мать срочно замуж за осетина выдали — начала полнеть. А в семинарии Гурджиев мне гороскоп составил:
— Быть тебе, — говорит, — Коба, русским царём — если дату своего рождения на год сдвинешь.
— А разве можно? — спрашиваю его, — Бога ведь не объегоришь?
— Значит нельзя, раз спросил. Кому можно — тот никого не спрашивает, а тупо егорит… — На этом мы с Жорой и расстались. Так что дата рождения у меня в документах теперь на год позже. С жандармским полковником князем Чхванией восемь месяцев большие дела крутили на пару — только потом мне скучно стало, и я его взорвал динамитом. А дальше в Шушенском Ильича встретил, и понеслось: Маркс-Шмаркс… Но кой-чему полезному он меня всё же научил… Поскрёбышев — коньяку!
Левин согрел в ладони янтарь на дне широкого бокала и выпил, закусив мидией. Товарищ Сталин с радушной улыбкой поддержал инициативу.
— Послушай, дорогой, — а что это я тебе столько рассказываю — а ты всё отмалчиваешься, как сыч… Искренность — за искренность, поведай немножко о себе тоже. Тебя доставляют с двумя немцами, при тебе мандат на имя Ленина. Что за игра — поделись! Почему на твоих деньгах год выпуска 1997-й — скажешь, опечатка? Девятка вместо единицы? Короче — кто вы, доктор Левин? И чего нам от вас ждать?
— Немцы ни при чём, я сам по себе…
Под пристальным взглядом стального генсека Левин готов уже был открыть всю невероятную правду про Сульфата и Портал в Рябиновке — но тут латыш-чекист, вбежав, что-то шепнул на ухо Кобе, и цеппелин, отдав якорь, пошёл на снижение. Яков Блюмкин в шофёрском кепи деловито вскарабкался в гондолу по верёвочной лестнице. Их взгляды пересеклись…
— Товарищу Сталину — пакет от Дзержинского! А что в вашем летающем кабачке делает левый эсер Савинков? Наше с кисточкой, Борис Викторыч!
— И вам не хворать, Яков… если не ошибаюсь, Григорьевич! — ответил Левин, вцепившись в подлокотники кресла. (Этот человек был растерзан недавно на его глазах оборотнями!) — Как там гималайские медведи — не всех от вас стошнило?
Блюмкин, хмыкнув, инстинктивно поправил галстук на кадыке.
Сталин, попыхивая трубочкой, от души веселился, наблюдая за пикировкой попутчиков. Значит, Савинков…
— Вижу, вы уже знакомы — тем лучше. ВЧК просит направить в село Шопино антирелигиозный десант; Левина-Савинкова назначаю командующим, товарища Исаева-Блюмкина — комиссаром. В вашем распоряжении — десять латышских стрелков с двумя пулемётами «Льюис»… Плюс в помощь местная беднота и активисты. Попа звать Фрол, дьякона — Исаакий. Десантирование — с парашютами, и постарайтесь там без крайностей…
— Расстреляйте меня, товарищ Сталин! — Ганешин ввалился в каюту цеппелина, посыпая голову каким-то мелким мусором из карманов шаровар вместо пепла.