Цурюк

— Что же вы? Командуйте.

— А где отец Исаакий? — поднявшись, спросил Левин у попа. Узнав своего бывшего узника, о. Фрол позеленел ещё пуще.

— На ко-колокольне. Сказал, что не дастся — лучше спрыгнет.

— Передайте ему, чтобы спускался. Вы оба свободны.

Вскоре дьякон, затравленно озираясь, присоединился к священнику. Защищённые от гнева толпы цепью латышских стрелков, они взгромоздились на телегу и, сопровождаемые бранью и комьями навоза, скрылись в лесу.

— Ступай и больше не греши! — пустил вслед Блюмкин и повернулся к Левину.

— Не пойму я вас, Борис Викторыч. С Гапоном вы, помнится, не так церемонились…

Через час цеппелин товарища Сталина показался из-за деревьев. Выслушав доклад комиссара, Коба мудро усмехнулся в усы.

— А ведь Борис прав. У нас на Руси мучеников чересчур любят. Пусть обломаются. Жирно им будет — столько наговняли по жизни, а тут вдруг бац, и в рай! Пускай работать идут. Придёт время — построим специально для таких трудовые лагеря. Проповедовали страдание — нате, наслаждайтесь!

* * *

Ночью дирижабль причалил в Рябиновке. С востока в зареве канонады накатывался колчаковский фронт. Левина, уснувшего после переживаний в своей каюте, Коба заботливо велел не будить. А сам, в сопровождении Якова Блюмкина, направился в штаб.

Будённого в расположении застать не удалось — он лично объезжал позиции, воодушевляя бойцов стоять насмерть. Ночь была светла, Луна в обрамлении звёзд отбрасывала таинственные тени. Сталин, отпустив Якова, отправился прогуляться по тщательно охраняемой территории. Редкие минуты одиночества… В кустах запела ночная птица, и стихи начали всплывать в голове сами собой:

— Когда Луна тревожным светом Вдруг озаряет мир людей…

Нет, «людей» нехорошая рифма — «Похудей… иудей… му…».  Чёрт знает, что за рифма! — Коба набил трубку и привычно затянулся, стараясь подольше не выпускать терпкий дым. «Владей. Вот именно, людей — владей!»

За амбаром он вдруг увидал колышущееся зеленоватое марево. Бесшумным шагом, словно боясь спугнуть чудо, Коба направился на свет. Внезапно в ушах его начал отдаваться всё нарастающий тревожный пульс. Или это сердце так колотится? Странную траву прислал товарищ Шаумян…

Потом всё с грохотом кануло в зелёной вспышке — и он сам провалился в небытие.

Тщетно привыкшая к сталинским фокусам охрана до полудня обыскивала каждый дюйм территории. На этот раз всё было более, чем серьёзно. Пришлось телеграфировать в Кремль:

— Товарищ Сталин исчез.

ГЛАВА 22. СИНДРОМ ИЗМЕНЫ

Опрокинулась в море рыбачья ладья,

И так сильно купырь закачал воробья,

Что совсем закружилась головушка -