— И сам еще не знаю, — хмыкнул Петр. — Может, женюсь, а может, и нет.
Аким царапнул его колючим взглядом.
— Ты это брось, Петька, — голос его захлебнулся. — Я не позволю… Марфа и так горя хватила в жизни. — Помолчав, строго добавил: — Если любишь — женись. А марать мое имя не позволю!
Петр сказал с наигранной улыбкой:
— Чего гневом кипишь, батя? Не стану я свою честь пятнать. Это уж факт.
Уезжал Петр утром. Взял чемодан, попрощался с отцом. На углу соседней улицы его ждала Зоя. Увидев Акима, тут же спряталась за кустом сирени.
— У нас с ней по-хорошему, батя, — перехватил его взгляд Петр. — Приеду к Новому году — и сыграем свадьбу. Мне надо деньжат еще на свадьбу заработать. Ну, батя, будь здоров.
«Вот и заработал. И Зоя осиротела…»
Во дворе залаял Серко. Аким вышел на крыльцо. Из сарая шмыгнула кошка, и Серко вновь зарычал. Аким присел на приступок. Петр будто живой стоял перед его глазами, и не было сил избавиться от этого видения. Ему бы собираться в дорогу, спешить в Синегорск на похороны, а он сидел неподвижно, пока не пришла Марфа. Она тронула его за плечо.
— Ты что, Аким? Плачешь?.. Ты же моряк!.. Чего сидишь? Где твой чемодан? Надо же похоронить сынка, — Марфа заглянула ему в глаза. — Что, небось сердечко прижало?
— Терпимо… — Аким нахмурил брови. Он встал, ткнул кулаком себя в грудь. — Марфуша, во мне все перегорело. Теперь я окреп…
Они вошли в комнату. Марфа уселась на диван, что стоял у двери. Над диваном на стене в рамках висели семейные фотокарточки. Вот он, Аким Рубцов, в морской форме, на лице улыбка, рядом с ним Настя. А вот Аким заснят на берегу моря с Петькой. Сыну тогда было пять лет, Петька в бескозырке с черными ленточками…
Марфа долго глядела на фотокарточки, хотя не раз их видела, потом вдруг сказала:
— Хорошо, что Зоя не стала женой Петьки. Правда, Аким? А то бы овдовела и дети остались бы без отца.
Дрогнули брови у Акима, Марфа сердцем почуяла: не по душе пришлись ему ее слова.
— Будь твоя дочь его женой, может, и жизнь у Петьки по-другому сложилась.
— Не рви себе душу. Петьку не воскресишь. — Она всхлипнула, поднесла к глазам платок.
— Ты это чего? — удивился Аким.
Марфа призналась, что за сына своего, Васю, переживает. Как он там, на границе? Еще пуля вражья зацепит. А тут еще Ирка, его жена, скулит, тяжело, мол, без мужа, хочет ехать к нему на далекую заставу.
— Пущай едет, — пробасил Аким. — Молодая, в соку, кровь в ней горит… Оно и понятно, тяжко ей тут без Васьки, да и ему там, видать, не сладко. А пуля вражья его не испугает, если что, смело на огонь пойдет. Батько-то его на войне сапером был, с орденами домой вернулся, и сыну не дело в хвосте плестись! Негоже так, Марфа!