Нахмурился и Роман.
– Если вы готовы сорвать операцию, еще не начав ее, то я отказываюсь принимать в ней участие. Либо вы принимаете все мои условия, либо мы расстаемся.
Он здорово рисковал, делая это заявление. Кирш мог заартачиться, и тогда – бесславный отъезд в Москву и гневный прием Слепцова, тем более праведный, что никто Роману полномочия на подобные заявления не давал. Но он видел, что Кирш загнан в угол, и решил во что бы то ни стало вытребовать освобождение от опеки, которая, он знал, будет связывать его по рукам и ногам.
Кирш колебался. На карту было поставлено слишком много, и он не мог без боя сдавать этот кон. Но и русский – он видел – уступать не собирался.
В эту нелегкую для полковника минуту на помощь ему пришел человек в черном.
– Делай, как он говорит, Йоган, – сказал он.
Он произнес это так просто, точно предлагал мороженое, и Кирш поспешно согласился.
– Ладно, – бросил он. – Будь по-вашему. Но если вы упустите Крохина, займете его место в камере.
– Идет, – кивнул Роман, напугать которого камерой, местом тихим и безопасным, было мудрено.
Таким образом, договор был заключен. Правда, устный, но все же в присутствии свидетелей, что отчасти служило утешением проигравшему по всем пунктам полковнику.
– Теперь я могу поговорить с задержанным? – официально осведомился Роман.
– Да, – сдавленно сказал Кирш. – Пожалуйста.
Он вяло махнул рукой себе за спину, где находился вход в допросную.
Крохин встретил Романа улыбкой.
– Значит, ты их убедил, – констатировал он, подбирая ноги.
– Скорее это ты их убедил, – возразил Роман, не присаживаясь.
– Остановимся на том, что мы сделали это вместе. А значит, работать в паре у нас по-прежнему получается неплохо.
Крохин встал, потянулся.
– Ну что, идем?
– Идем, – кивнул Роман.