– Тебя, суку, давно грохнуть надо было. – Муса налил себе и Потапу.
Тот взял стаканчик, повертел в пальцах, а потом обреченно произнес.
– Может, ты и прав, Муса. Я сам себе в тот день противен стал. Только давай договоримся…
– Договариваться нам с тобой не о чем.
– Ты не дослушал. Я бы мог попытаться сейчас убежать или тебе шею свернуть. Но не буду этого делать, – спокойно говорил Потап. – Расстрел так расстрел. Проблем не создам. Я и так лишнее время на свете в счастье пожил, а ведь мог в плену загнуться. Марийка молодая еще, другого себе найдет. Так что ее ты в это не вмешивай. Пусть не знает до самого конца, что со мной случится.
– Это тебе зачем? – подозрительно спросил Муса.
– Она же молить тебя начнет, в ногах валяться. Не хочу этого видеть. И тебе это не надо. Ты же по мою душу пришел. Пусть увидит меня, когда уже ничего исправить нельзя. Легче переживет. И потом ее не трогай. Обещаешь?
Муса задумался. Возможно, будь он один или только с Кнышом, согласия не последовало бы, но ему хотелось порисоваться в глазах Прохорова и Фролова. Мол, все обретает черты законности, высшей справедливости.
– Обещаю, – произнес Муса.
– Вот, за этот наш с тобой договор и выпьем, чтобы не рассыпался, – Потап поднял стаканчик над столом.
Муса сперва поднес свой стакан, но в последний момент отдернул руку.
– С покойниками не чокаются, – пояснил он и опрокинул спиртное в горло.
Потап выпил неторопливо, хоть и не отрывал стакан от губ, промокнул рот рукой, поднялся из-за стола.
– Пошли, что ли? – спросил он, обращаясь почему-то именно к Прохорову.
Муса согласно кивнул.
– Идите. Я тут побуду, чтобы бабу задержать, если что. Карабин у вас на двоих, сами решайте, кто из вас выстрелит. А ты, Кныш, проследи, чтобы не отпустили его. Если чего не так пойдет, ты и их вали. Задача ясна?
– Яснее ясного. Закоцаем.
Потап пошел впереди, заложив руки за спину, за ним выскользнул Фролов, он прошел мимо вешалки, даже не посмотрев на карабин. Кныш показал стволом Прохорову, чтобы тот выходил перед ним. Михаилу ничего не оставалось, как взять оружие.
Когда мужчины покинули дом, Марийка словно почуяла недоброе, выглянула на кухню. Муса сидел за столом в одиночестве, смотрел на пустой стаканчик.
– А все где? – спросила женщина.