Муса повернул голову к писарю.
– Так, и допиши еще: силами отряда из подручных средств, проявив находчивость и смекалку, сбит вражеский транспортник «Юнкерс». Груз захватить не удалось ввиду прибывших сил противника, значительно превосходящих численность партизан в отряде и огневую мощь в вооружениях. Дав бой, пришлось отступить. В ходе боя уничтожено десять эсэсовцев, среди них два офицера. Потерь среди партизан нет…
Отбоя как такового в отряде не предусматривалось. Партизаны по одному, по два расходились спать. Кто хотел, оставался сидеть у догорающего костра, играли в самодельные карты. В основном на кон ставились патроны. Банком служила алюминиевая миска.
Муса не забыл о новых бойцах, подошел к ним.
– Своего места у вас пока нет. Со временем построите себе землянку. Особо не старайтесь. Место дислокации часто менять приходится. Сегодня можете у меня переночевать, приглашаю.
Принимать приглашение не хотелось. Уж лучше, несмотря на холод, ночевать под открытым небом. Но Михаил почувствовал, что отказ будет воспринят Мусой как пренебрежение. Наживать опасного врага не стоило.
В командирской землянке даже имелось что-то вроде печки, неумело слепленной из валунов и глины. Дверцей служила жестянка, закрывавшая жерло. За ней поблескивали язычки пламени. Казалось, словно это неплотно прикрытое окно, ведущее в преисподнюю. Воздух был напитан дымом и сыростью.
– Устраиваетесь, товарищи, – широким жестом пригласил Муса. – Советую хорошо выспаться. Завтра на рассвете мы с вами на дело… тьфу ты, на задание отправимся.
– На какое? – поинтересовался Прохоров.
– На ответственное, других у нас и не бывает, – таинственно отозвался Муса. – Лишние вопросы не задавать.
Он, даже не снимая сапог и кожаного плаща, завалился на сколоченные из жердей нары.
Прохоров проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо.
– Поднимайся, товарищ.
Было еще темно, утренний свет лишь угадывался в щелях двери, ведущей в землянку. Но даже при этом слабом освещении Михаил рассмотрел поблескивающий лысый череп Мусы. Фролов, лежавший лицом к земляной стене, укрепленной плахами, посапывал.
– Жду на улице две минуты, время пошло, – предупредил Муса и вышел из землянки, даже не закрыв за собой дверь.
Впрочем, имел на это право, он был в ней хозяином, а бывшие пленные лишь квартирантами. Когда командир говорит «две минуты», то это и есть две минуты, в которые следует уложиться.
Муса ждал не один, рядом с ним стоял коренастый уголовник в кепке и военном френче, подпоясанном немецким офицерским ремнем. Автомат Прохорова висел у него на шее, в руках коренастый держал карабин.
– Кныш, – представил командир уголовника.
Было непонятно, кликуха это или фамилия. Прохоров на всякий случай уточнять не стал. Поздоровался кивком.
– Доброе утро, – глядя в хмурое, чуть светлеющее небо, чуть различимое из-под густо разросшихся елей, проговорил Фролов.