Прохоров немного успокоился. Кричать перестал, но метался, шептал. Илья с Кузьминым стояли перед его нишей, тревожно переглядывались.
– Без лекарств лучше ему не станет. Стрептоцид нужен, рану засыпать, – вздохнул Аверьянович.
– Стрептоцид, стрептоцид… А где его взять? – злился Фролов. – Может, обойдется?
– Боюсь, что нет. Заражение крови пойдет, и тогда хана.
– Уверен?
– Вернее некуда.
Помолчали, под сводами склепа гулко отражалось хриплое дыхание и вскрики бывшего летчика.
– Сколько это может тянуться? – спросил Фролов.
– Ты о чем?
– Ну, сколько он протянуть еще сможет? День, два? – с прямотой узника лагеря поинтересовался Илья.
– Кто ж его знает? – пожал плечами Кузьмин, не возмутившись постановке вопроса. – Может, с неделю промучается…
– А нам все это время здесь среди покойников сидеть?
– Не бросать же его одного помирать, – резонно заметил Аверьянович. – Вместе бежали, вместе до конца идти надо.
Вновь помолчали. Фролову хотелось заткнуть уши, Прохоров в бреду принялся бессвязно ругаться.
– А если… – начал Илья и осекся.
Глава 10
Михаил перестал метаться, открыл глаза, чуть поднял голову, увидел и узнал лица друзей, освещенные неверным пламенем свечи, простонал:
– Где мы?
– В могиле, – невесело ответил Кузьмин. – Нам еще два дня тут сидеть.
– Все, вспомнил. Хреново мне. Очень хреново. То в жар, то в холод бросает.