Раз даже какой-то умирающий с голоду писака, получив от Юлии порядочную сумму, и, разумеется, согласно ее желанию, написал в какой-то газете статью, оскорбительную для памяти отца де Бриона. Эмануил тотчас потребовал удовлетворения за обиду, чего вовсе не ожидал негодяй, и вследствие этого, на другой же день, в той же газете явилось извинение, написанное самым унизительным для написавшего его слогом. Юлия прогнала этого сообщника и, видя, что ее нападки ведут только к прославлению ее неприятеля, выходила из себя от стыда и досады. Среди этого припадка ей доложили о приезде маркиза де Грижа; это было именно в тот день, когда он был с визитом у графини д’Ерми. По искаженным чертам лица, по страшной бледности молодой женщины легко было заметить, что с нею произошло нечто необыкновенное.
— Что с вами, прелестная Юлия? — спросил Леон. — Вы страшно бледны!
— Ничего, это вам так кажется, — отвечала она отрывисто, не желая вовсе быть откровенной относительно причин своего гнева.
— Вы чем-то раздосадованы? Быть может, я надоел вам своими расспросами?
— Не более обыкновенного.
— Благодарю за любезность. Хотите вы, чтоб я вас оставил? — спросил он снова.
Юлия подумала, что одной ей будет еще скучнее, и сказала:
— Можете остаться, если у вас есть что-нибудь интересного и нового сообщить мне.
— Увы! Я знаю одну только новость, которая для вас не может быть занимательною, — я влюблен.
— Действительно, для меня это незанимательно. Но кто же, однако, зажег в вашем сердце это новое чувство; уж не блондинка ли, которую вы видели в опере?
— Вы угадали.
— К чему приведет эта любовь вас?
— К чему же может она вести?
— Обыкновенно, к взаимности.
— Не всегда.
— Вы видели ее сегодня?
— Нет, хотя я и был с визитом у ее матери, это — очаровательная, умная, грациозная женщина.
— А, вот что! Кто же, мать или дочь, вас сводит с ума?
— Конечно, дочь.
— И вы начали ухаживать за нею?