Проход, блин.
Каково это, жить в проходе? Когда близкий человек ежедневно просачивается сквозь твоё пространство… как сквозь тебя, как по тебе. Когда ты хронически мешаешь, когда ты — та самая оглобля посреди дороги.
Мне же не понять Диану. Мне вовек её не понять.
Я качаю головой и толкаю приоткрытую дверь с тяжёлым хромированным замком.
Комната Вероники Игоревны.
Комод, тумбочка, шкаф. Комод, тумбочка, шкаф. Кровать. Я вытаскиваю ящики, осматриваю со всех сторон. Ищу второе дно, приклеенный конверт или флешку. Переворачиваю колючий ворс с неопрятным пятном на изнанке, снова лезу в коробки, и на этот раз мне попадается фото.
У раскидистого дуба замер седой мужчина лет пятидесяти, видный, статный, в судейской мантии и в сепии. Бородой и усами он крайне напоминает то ли Фиделя Кастро, то ли Че Геварру.
Дедушка Дианы.
Я возвращаю снимок на место и переключаюсь на мир под мебелью. Это пространство «под» идеально, чтобы спрятать вещи от Дианы. Она всегда боялась барабашку, который живёт в тенях, всегда, ложась, натягивала до пола простыни и включала лампу.
Стойте. Стойте! Не всегда — раньше. Диана, которая боится барабашку, и эта прокуренная злюка с порога не стыкуются у меня в голове. Разные люди. Разные свойства при одном составе, одной массе, одной плотности. И больше им не совпасть, не сойтись.
Я ищу, ищу, ищу, но только вздымаю пыль. В носу свербит, под кожу забивается заноза.
Вот кровать. У нас дома Вероника Игоревна сутками дремала после возврата из пустыни. Она не открывала штор, не выходила на улицу, не завтракала, не обедала и не ужинала. Мы с Дианой прибегали из гимназии, а её мама лежала и смотрела в одну точку, как умственно отсталая. Вероника Игоревна и отвечала так же — еле-еле, словно из тумана, словно не помнила и не понимала, что натворила. Потом приезжал батя и склочной бабой верещал из-за немытой посуды. Казалось, он не встречался с Вероникой Игоревной, а нанял её домоработницей. Что ж, в какой-то момент это подействовало: мама Дианы встала и перебила грязные тарелки к чертям.
В одури воспоминаний я подхожу к окну: вслушиваюсь в гул ветра, расплющиваю нос о мутное стекло. Рябина у дома хорошенькая. С худенькой ветки свисает красная верёвка, на ней покачивается пыльная шина. Дальше колышется седой пустырь, за ним рассыпались берёзы у подножия дремотного ельника.
Реликтовый лес. Многим деревьям здесь стукнуло несколько веков, и чувствуется нечто тревожное в этой чаще. Будто на древнем урочище (как вам словцо?) заживо похоронили страшную тайну. Будто у вас дом стоит нараспашку, и в любой момент зайдёт чужой, нехороший человек.
Бр-р-р.
Я засучиваю рукава и зло стучу дверцами, ящиками, замками.
Извещение из банка о задолженности, извещение о начале процедуры по изъятию недвижимости, оформленной по ипотечному кредиту; требование о досрочном закрытии ипотеки… Меня пробирает озноб, потому что все они датируются январем и февралем. Когда Диана читала это, она уже понимала, что их с Вероникой Игоревной вот-вот выгонят из дома. Диана уже рыбой об лед билась в попытках найти деньги, Диана терпела изо всех сил придурков в «ППЧ» — чтобы вскоре и оттуда её послали подальше.
Почему я не помог Диане? Не хотел? Было все равно?
Не знаю.
С каждым шагом надежда уходит, но пальцы судорожно работают: перебирают квитанции за квартплату, листочки контрольных, шерстяные платья с кислым запахом старого пота, затхлое постельное белье, коробки с бижутерией, книги, страницы из научных журналов…
ebooksa