Мёртво.
Что ещё? Вот коробки, куда Диана сгребла мамины платья, джинсы, колготки. Колготки…
Их шелковистая ткань скользит по пальцам, обоняния касается застоялый аромат женского тела, и длинноволосое, рыжеволосое воспоминание проходит сквозь меня. В тех самых колготках, шерстяных носках и белой рубашке с закатанными рукавами — Вероника Игоревна образца 2012 года.
Что-то тяжелеет, щекочется между ног. Будто ошпаренный, я отскакиваю в сторону и с грохотом ударяюсь о шкаф.
— У тебя всё нормально?! — кричит Диана из-за двери.
У меня?..
Я с ужасом смотрю на ширинку джинсов, которая округляется, встаёт бугром.
Это не нормально — когда тебя возбуждают колготки чьей-то матери.
Это совсем не нормально.
— Л-лучше не бывает! — хриплым, чужим голосом отвечаю я и поспешно закрываю коробку с одеждой. — Споткнулся!
Вот посуда, вот ремень, вот подарочная косметика… Вот очередное постельное белье, по запаху — опять нестиранное… нет-нет-нет! Вот! Металлическая коробочка с просроченными упаковками лекарств: «Феназепам», «Аспирин»…
— «Фе-па-зе-пам», «Ае-пи-рин» «Те-та-нен», «Лу-це-таш», «Но-пша», «Те-фра-лю», «Ко-ги-тум»…
Я вслух, по слогам читаю названия. Звуки и буквы путаются, спотыкают язык и затыкают мысли пробкой неперевариемого и непроговариваемого. Вероника-Игоревна-2012 растворяется в воздухе, и меня постепенно отпускает.
Этого нет. Ничего этого нет.
Есть я, есть такая чужая и незнакомая девушка в армейских сапогах, в чёрной куртке-бомбере и с антрацитовой чёлкой на пол-лица. Есть Вероника Игоревна или Новосёлова Бронислава Игоревна, или как-её-там, и это пугает даже меня — а Диану тем более.
Вы когда-нибудь прятали часть жизни?
Сжигали? Хоронили? Закрывали в самый дальний и пыльный чулан?
Я не знаю… а если статью написали о другой женщине? Похожей, но и только. Я же… вдруг я напридумывал Бог знает что на пустом месте?
Да?
Нет?..