Волк в ее голове. Книга II

22
18
20
22
24
26
28
30

Вы хоть слово скажете или так и будете таращиться из темноты?

Я раза три обхожу комнату, защёлкиваю изнутри хромированный замок. У нас Вероника Игоревна часто запиралась в комнате предков. Изнутри не доносилось ни звука, но атмосфера угнетала: звенела тишиной, ядовитым туманом плыла по дому. Глухая, неопределенная тревога.

Зачем этот замок здесь? Такой мощный и тяжёлый. Закрыться в комнате от угрозы? От Дианы? Словно бы Вероника Игоревна отгораживалась от дочери.

Словно боялась её?

Я устало плюхаюсь в красное кресло, провожу пальцем по обивке.

М-м?

Молния?

Здравствуй, подушечка, сейчас Артур Александрович пороется в твоих нежных внутренностях.

Возможно, нам улыбнётся удача?

Нет. Не в этот раз.

А если перевернуть кресло?

За годы жизни дно отсырело и запачкалось, и тем страннее, что с поверхности дерева на меня смотрит белый квадратик. Я касаюсь его. Липкий квадратик. Объёмный. Сначала это ни о чём мне не говорит, и только через пару секунд до мансарды мозгов доковыливает словосочетание «двусторонний скотч».

В груди ёкает. Вероника Игоревна что-то приклеила под креслом, а потом… забрала? Перепрятала?

Я иду в комнату Дианы, затем в гостиную — и там, и там сдвигаю мебель в центр, опрокидываю. Осматриваю плинтуса. Выворачиваю дом наизнанку, но, к собственному раздражению, ничего не нахожу.

Ничего.

Меня охватывает возбуждение, азарт.

* * *

— Да отломай, — раздаётся над ухом чистый голос Дианы.

Я обнаруживаю себя в «кухонном» углу: руки откручивают ножки у стола, мозги кипят, кроссовки топчут белую скатерть — она соскользнула на пол и смялась гармошкой.

— Отломать? Ч-чё?

— Да всё. Диану же выселили — значит, ломай, круши. Да?