Нова. Да, и Гоморра

— Блэки, а что за шум был сегодня ночью? Я раза два просыпалась, видела огни. Мейбл отправила всех работать ночью?

— Ничего особенного. Просто не подходи к траншее, пока мы ее не засыплем. Ночью у нас были неприятности.

— А что? Тут так чудесно…

— Это приказ.

— Ой. Слушаюсь, сэр.

Она, конечно, удивилась, но вопросов больше не задавала. А я пошел к Мейбл готовиться в обратный путь.

Я сохранил этот перстень.

Нет, я не стал снимать его.

Я продолжаю его носить.

Вот уже много лет.

Он и сейчас у меня на пальце.

И часто, почти так же часто, как ту зиму в Тибете, я вспоминаю октябрь, горы на канадской границе, где солнце поет гимны переменам, где ныне не смеют ступать ангелы[31], где и сегодня по-прежнему веют ветры, деревья по весне одеваются зеленой листвой и грохочет горный поток.

Рифтон Ноябрь 1967 г.

Медная клеть

(Перевод В. Кучерявкина)

Можно ли описать тьму, царящую в Медной клети? Она слишком всеобъемлюща для слов. И в этой тьме он двигался, пока не остановился в одной из камер, где механические руки опустили его в глицериновый гроб и крышка упала, как перышко на кучу других перьев. О, эта тьма. Может быть, какое-то представление о ней даст отсутствие слов. Может быть, получится дать представление о ней, сказав, что, когда раздались голоса, кроме них, не было ничего:

— Эй!

— …а-а-а-а-а-а…

— Эй! Как тебя кличут, дружище?

— Да он еще не проснулся.

— Заткнись! Эй! Хватит хрюкать, скажи что-нибудь!