Тайна «Утеса»

22
18
20
22
24
26
28
30

Дрожа от холода, мы пробежали мимо мастерской и столпились у лестничного окна. Ингрем сказал:

— Пожалуй, я попробую войти туда.

— Не надо, — ответила Памела. — Вы можете спугнуть привидение. Сидите и ждите. — Она накинула пальто, которое прихватила из гостиной. — Хотя от этого холода ничто не поможет, — пробормотала она.

Так оно и было. Сколько ни кутайся, никакая одежда не спасала. Из нас словно незаметно высасывали все присущее живому существу тепло. Сидя на подоконнике, я чувствовал, что коченею. Памела и Макс расположились на диване. Ингрем ходил взад и вперед, поглядывая в холл через перила. Неужели он так поднаторел в подобных делах, что сверхъестественные силы на него не действуют? Или, наоборот, он кажется невосприимчивым, потому что впервые сталкивается с подобным? От гнетущей тишины я уже внутренне весь сжался, мне было слышно, как бьется мое сердце, — медленно и затрудненно.

— Тс-с-с, — шепнул Ингрем. Он перегнулся через перила и глядел вниз; не желая признаваться в слабости, я заставил себя подтащиться к нему. Я ожидал снова услышать стоны, но различил ласковый тихий шепот. Он доносился из детской, из-под ее двери проступал слабый мерцающий свет. Такой же свет я заметил в детской в ту ночь, когда в ней ночевала Стелла, и слышал такой же шепот, но тогда я подумал, что это Стелла разговаривает во сне.

— Господи Боже! — прошептал рядом со мной Макс. — Кто же там может быть?

Памела не шевелилась, она умоляюще сказала:

— Только не спускайтесь.

Но Ингрем сбежал вниз. Через секунду свет исчез в шепот затих. Едва волоча ноги, Ингрем поднялся обратно. Когда он подошел к нам, мы увидели, что он побледнел, лицо покрылось потом.

— На лестнице чувствуешь себя как-то странно, — сказал он.

— Я знаю, — отозвался я.

— Но я ничего не видел, — тихо добавил он. — Надо пройти туда и продолжить сеанс там.

— Подождите, — шепотом воскликнул Макс. — Посмотрите на дверь мастерской.

Мне хотелось взять Памелу за плечо, но рука моя так тряслась, что я ее убрал. Колени тоже дрожали Я от души надеялся, что не увижу сейчас злобное, мрачное лицо Кармел, это было бы невыносимо. Да и чего ради я должен на него смотреть? Впрочем, где-то в глубине души, я сознавал, что лицо увидеть нужно, — это важно для Стеллы. А почему, вспомнить не мог.

На этот раз привидение не выросло, извиваясь, как змея, сквозь пол площадки, а просочилось через закрытую дверь мастерской. Фосфоресцирующая, похожая на мумию, фигура, словно плоский барельеф проявилась на двери. Очертания становились все более отчетливыми, барельеф медленно округлялся, увеличиваясь в объеме. И вот уже фигура отделилась от Двери. Призрак утвердился на площадке, становясь все выше и выше. Памелу била дрожь. Макс крепко сжав ее руку, стоял как вкопанный, глаза у него расширились. Ингрем, повернувшийся спиной к окну громко и тяжело дышал. Снизу опять донеслись горькие. Рыдания Ингрем очень медленно повернул голову и посмотрел на меня. Я понял, что он тоже их услышал потом он снова впился глазами в светящуюся фигуру.

Я, хоть и предпочел бы на несколько минут ослепнуть, тоже не мог оторвать от нее взгляда.

Призрак плавно проплыл вперед. Белый клубящийся саван теперь превратился в платье, и я разглядел руки, они покоились на перилах. Мне стала видна высокая шея и голова — с головы волной падали на плечи волосы. Туман словно затвердел, очертания фигуры постепенно определились, а черты лица наконец стали четкими, как будто вылитыми из алебастра, они источали бледное сияние.

Моим глазам представился классической формы лоб, строгие, красиво вырезанные губы, гладкие веки, скрывающие глаза. Она смотрела вниз, эта мраморная статуя Победы, готовая, как ястреб, ринуться на свою жертву. Склонив голову, она вслушивалась в доносящиеся снизу жалобные стоны, сердце мое сжалось от страха. То лицо, которое я так боялся увидеть, было бы менее устрашающим. Казалось, мы все перестали дышать.

Послушав, фигура медленно подняла голову, ее веки все еще были опущены, но губы раздвинулись в улыбке — улыбке горделивой и торжествующей. И тут мы увидели ее глаза — большие, голубые, как лед, и горящие такой целеустремленностью, такой неистовой жаждой власти, что мои глаза закрылись от ужаса.

Когда я их открыл, привидение плыло по лестнице вниз. По дому прошелестел плач, настолько тихий, что я усомнился, слышал ли я его на самом деле, а потом наступила давящая, мертвенная, бесконечная тишина.