— Очень. Ничего не стоит сбиться с толку. Поэтому видите, как осторожно надо принимать решения. А теперь давайте подумаем, достаточно ли у нас причин считать, что наблюдаемые нами явления вообще связаны с семейством Мередит?
Нет, это было уж слишком, скептицизм Ингрема не имел предела.
— Господи Боже! — воскликнул я. — Более чем достаточно!
— А лицо Мери, лицо Кармел? — поддержала меня Памела.
— Не забывайте, вы видели портреты, в вас слишком сильно говорит элемент самовнушения.
— А сеанс? — напомнил я.
Ингрем испытующе поглядел на Памелу:
— Вы не обидитесь, если пока я не буду принимать в расчет сеанс?
— Родди! — скорбно улыбнулась Памела. — Нас тобой лишают доверия. Мы оба жулики!
— Нет, нет, — заторопился Ингрем. — Может быть, в конце концов мы согласимся с результатами сеанса. Но сначала мне хотелось бы убедиться, что мы опираемся на точные факты.
— Понимаю, — быстро согласилась с ним Памела. — Но, — не сдавалась она, — есть же доказательства, должны быть.
— Взять хотя бы то упадочное настроение, которое находит на всех в мастерской, — сказал Макс. — Вероятно, это — отзвуки горя, которое пережила Кармел из-за жестокости Мередита.
Ингрем кивнул:
— Да, это, я думаю, можно принять как доказательство — отчаяние Кармел, живущее в мастерской, перекликается с тем, что пережила Джудит — миссис Хиллард.
К счастью, он тактично удержался от ссылки на мой печальный опыт там же, хоть я и написал без утайки в дневнике о своих душевных муках в ту ночь.
— А свет в детской? — спросила Памела.
Ингрем покачал головой:
— Сами подумайте, сколько раз там зажигали свет с тех пор, как стоит «Утес»?
— А запах?
Наконец-то Ингрем кивнул в знак согласия: