— Ну, не знаю… Там Гуць ей сказал… она обиделась и убежала…
Я прикусил нижнюю губу, подавляя острое желание выругаться, и кивнул ей, чтобы продолжала.
— Ну, Кирилл Петрович, я не буду это повторять.
— Пожалуйста. Слово в слово, — я почувствовал, что начинаю вскипать от сумасшедшего гнева. — Мне очень-очень важно…
Лиля задумчиво посмотрела наверх, так, что ее ресницы коснулись бровей, и медленно произнесла:
— Он начал доставать Феськова. Вика обычно не обращала на это внимания. А тут почему-то решила заступиться. Не знаю, что на нее нашло. Вот он ей и сказал…
Я затаил дыхание, глядя, как шевелятся при разговоре ее блестящие от розовой помады тоненькие губы.
— «Хорошая пара — задрот и целка. Ты и его к своему психологу бери, он вам обоим поможет. Тебе-то, наверное, уже помог». Это цитата.
Я закрыл глаза, стиснув кулаки. Какое счастье, что Гуць не находится в зоне досягаемости прямо сейчас! У меня есть пара секунд, чтобы передумать его убивать.
— Простите…
Лиля участливо заглянула мне в лицо и жалостливо сморщила лоб.
— Ничего, спасибо, Лиля…
Она хотела что-то добавить, но я уже бежал по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж. Какое-то время у меня в голове еще крутилась эта фраза, звучащая то строгим «учительским» голосом Рыбаковой, то повторяемая насмешливым писклявым тембром Гуця. С одной стороны, не произошло ничего сверхординарного. Одноклассник посмеялся над одноклассницей. И сколько таких случаев бывает в школьной жизни?! Но ни за одну шутку, ни за одно обидное слово мне еще так сильно не хотелось избить человека до полусмерти. Волна ошеломляющей ярости была настолько сильна, что грозила буквально на какое-то время смыть мой рассудок. Гуць был еще ребенком. Глупым, злым, капризным ребенком, требующим внимания, но, даже понимая это, я никак не мог смириться с такой, пусть и нечаянной, подставой. От мысли, нет, только от тени мысли, что Вика сейчас считает меня самым мерзким на свете болтуном, тут же стало лихорадить, не говоря уже о том, что само по себе «то самое» слово, сказанное так не вовремя, могло нанести ей серьезную травму, учитывая ее болезненное отношение к этой «проблеме».
Я очутился в «курилке» быстрее, чем успел потушить внутри гневный огонь.
— Где Гуць?!
Кравченко едва не выронил из пальцев сигарету, удивленно подскочив на месте от моего неожиданного громкого вопроса.
— Опа, мужики, щас гниде прилетит, кажется…
Я обвел взглядом толпу старшеклассников в поисках того, кто это произнес.
— Да хрен его знает, Кирилл Петрович… — Никита шмыгнул носом. — Только что в классе был…
— Он на стадионе.