Крик боли эхом отдался в лестничной шахте. Он опустил глаза и увидел искаженное страданием личико Эллен. Дверью лифта он прищемил ей пальчик. Из глаз Эллен катились слезы, щечки покраснели.
Он быстро закрыл дверь, чтобы освободить руку Эллен, и она, свернувшись в клубок, упала на пол, обхватив другой рукой пораненный палец.
— Ой, маленькая, ну что же ты наделала? Не надо совать пальчики, когда папа открывает дверь…
На мраморный пол закапала кровь, и крик Эллен сорвался на фальцет:
— У меня течет кровь, папочка, у меня течет кровь…
Томас почувствовал, что бледнеет. Он не выносил вида крови.
— Ну, ну, дай папе посмотреть, давай я подую, и все пройдет.
Он опустился на колени и потянулся к руке Эллен, но она повернулась к отцу спиной и прижала руку к своему новому зимнему комбинезону.
Черт, теперь он будет весь в крови.
— Маленькая, дай папа посмотрит…
— Ты сделал мне больно!
— Я знаю, малышка, прости меня. Я же не хотел, я просто не видел. Я же не мог видеть, что ты сунула в щель пальчик, прости меня…
Он поднял девочку на руки, стараясь не запачкать кровью пальто. Но Эллен сразу же уткнулась ему в шею, вытирая слезы и сопли о воротник пиджака.
— Мне больно…
— Ну, ну, — ласково заговорил Томас, чувствуя, что с головы до ног покрывается потом.
— Она всегда такая неловкая. — Калле расширенными от страха глазами смотрел на начавшие темнеть пятна крови на полу.
— Все, — сказал он, — живо в лифт!
Одной рукой завел в кабину сына, держа на другой дочь. Потом поднял с пола портфель, закрыл створки — сначала одну, потом вторую, и разрешил Калле нажать кнопку шестого этажа.
Квартира-лофт.
Пентхаус, как называла ее София на своем сайте.