За ним наблюдалась еще одна особенность: белье он предпочитал тонкое, новое, удобное, какое не всегда встретишь даже в парижских магазинах. В отличие от остальных зэков, от которых разило горьким потом и едким табаком, он всегда благоухал тончайшим одеколоном. Видно, такая роскошь выходила для него в копеечку, но денег на удовольствия жалеть он не привык.
Сруб наполнился ароматом парфюма. Устроившись на табуретке, Фома посмотрел на доски, под которыми прятался лаз, и его губы слегка дрогнули в едкой усмешке. Расспрашивать не стал, просто положил на стол карту и сказал:
— Вот по этой дороге вы пойдете. Тропок там нет, так что придется потрудиться, хотя дорога короткая, но скалистая. Нужно быть начеку, чтобы не сорваться. Подниметесь вдоль моря по этому склону, дальше спуститесь в расщелину с горной рекой, — показал он аккуратно подрезанным ногтем. — Там неглубоко, перейдете вброд и заберетесь на плато. А вот оттуда нужно держать направление на эту вершину. Она там одна такая, увидите ее сразу. Пройдете метров пятьсот по этому откосу, а потом надо спускаться вниз. Отсюда начинается бухта Нерченская. Там будет огромный грот. Он тянется в глубину горы километра на три, и хотя воды много, по самому краю пройти можно. Углубитесь метров на пятьсот и увидите сухогруз…
— Сухогруз? — невольно удивился Ни — колай.
— Да. Японский корабль. Стоит там со времен Второй мировой войны. Места в этой части полуострова диковатые, нехоженые. На него никто не наткнулся, все-таки огромная пещера, да и ведет невесть куда. Обвалиться еще может. Да и я обнаружил ее совершенно случайно. Лодку разбило в шторм, вот и пришлось в ней укрываться. Потом прошли метров четыреста и увидели сухогруз.
— Как же он туда попал?
— Это уже неважно, а важно то, что он там стоит, — веско заметил Фома. — Сам корабль японский, а груз на нем, огромные ящики со свастикой, немецкий!
— И что же в ящиках? — спросил Николай, заметно волнуясь.
— Золото в них! Видно, со всех колоний свезли! Думаю, на хранение Японии передали, когда Третьему рейху копец подошел. А там у япошек своя заваруха началась, вот и спрятали они золотишко под боком у Союза. Кто же в таком месте будет искать?
— Тоже верно.
— Вот и стоит с тех самых пор в гроте. Чего они с этим золотишком собирались делать, не знаю, можно только гадать… Может, для Гитлера берегли, может, еще для кого.
— А тяжелые суда к гроту могут пройти?
— Просто так туда не подойдешь, всюду из воды останцы торчат, днищем можно напороться. Разве только катерок какой-нибудь… В этой пещере техникой работали, это сразу заметно! Проход расширили, дно углубили, поворот сделали покруче, чтобы судно нельзя было с моря рассмотреть… Вот что сделай, золото забери с собой, а когда я откинусь, дашь мне знать, где его припрятал. Поделим по справедливости, одна половина — твоя, а другая — моя. Лучше спрячь куда-нибудь подальше, где-нибудь на острове, как граф Монте — Кристо, — широко улыбнулся Фома. — Глупить не вздумай, где живут твои матушка с отцом, я знаю, так что, если пойдет что-нибудь не так, я к ним в первую очередь наведаюсь, — сурово посмотрел он на Николая, но тот уверенно выдержал потяжелевший взгляд. — Теперь о просьбе… Посылочку с золотишком передашь одной женщине. Виноват я перед ней. Сначала меня с малолетки все ждала, по глупости как-то в чалку попал: шапку с одного хмыря в шутку снял, а он прокурорский оказался… Так что по полной загрузили. От звонка до звонка отсидел. А через месяц опять к хозяину попал.
— А потом-то за что?
— Второй раз все было по-серьезному, — губы Фомы нехорошо скривились. — Проломал череп тому прокурорскому, что меня крестил. Думал, сдохнет, зараза, так он живучим, падла, оказался, до сих пор небо коптит. Правда, в инвалидной коляске… Ну, и дали мне под самую катушку! Короче, после того я еще два раза выходил. Каждая командировочка по полтора месяца была, а потом опять на чалку, домой! Так уважишь?
— Если все так, как ты говоришь, передам… Скажи, ты ведь не один был, когда грот нашел? Это золотишко на сухогрузе видел кто-то еще?
— А ты молодец, соображаешь! С языка нечаянно сорвалось… Нет их уже, — уверенно заявил Фома. — С них уже не спросишь. Так что об этом золотишке мы с тобой теперь вдвоем знаем.
— Что с ними стало?
— Им не повезло. Только не подумай, что я их порешил… Просто карта так легла. — Выждав некоторую паузу, Фома продолжил с расстановками, которые можно было принять за смущение: — В тот день, когда золото нашли, мы ведь на рыбалку поехали… Не заметили, как границу пересекли, ну, а «погранцы» за нами увязались. Удалось оторваться, в пещере этой спрятаться, а когда вышли, так «погранцы» их всех насмерть положили. Мне просто повезло. Вскоре меня на кичу определили. Вот видишь… до сих пор у барина парюсь!
Его голос звучал бодро, но глаза, взиравшие колюче, мешали поверить в искренность.