– Да. А знаешь, как в Радене называют оранжевые крышки канализационных колодцев?
– Нет, – ответил Тодд, улыбаясь.
– Блины! – Моррис засмеялся. Тодд тоже засмеялся, а Дюссандер покосился в их сторону и недовольно нахмурился. Но тут Моника что-то спросила, и он повернулся к ней.
– Так, значит, твой знакомый принял гражданство США?
– Да, – подтвердил Тодд. – Он из Германии, из Эссена. Знаете такой город?
– Нет, – ответил Моррис, – но однажды мне довелось быть в Германии. Интересно, а твой знакомый воевал?
– Понятия не имею.
– Нет? Ну, и не важно! После войны много воды утекло… В голове не укладывается – еще каких-то пару лет, и по возрасту в президенты смогут баллотироваться люди, родившиеся после войны! Для них «Дюнкеркское чудо» сорокового года и переход Ганнибала со слонами через Альпы в третьем веке до нашей эры, должно быть, события одного ряда.
– А вы сами были на войне? – поинтересовался Тодд.
– Можно сказать, был. Ты молодец, что пришел навестить старика, даже двух, если меня тоже посчитать.
Тодд скромно улыбнулся.
– Ладно, пожалуй, посплю: что-то я устал, – сказал Моррис.
– Поправляйтесь! – пожелал Тодд.
Моррис кивнул и, улыбнувшись, закрыл глаза. Тодд вернулся к кровати Дюссандера, родители засобирались домой. Отец выразительно посмотрел на часы и притворно удивился, что уже так поздно.
Однако Моррис Хайзел не уснул – он долго лежал с закрытыми глазами, размышляя.
Через два дня Тодд пришел в больницу один. На этот раз Моррис Хайзел был погружен в глубокий сон.
– Ты справился! – тихо похвалил Дюссандер. – А потом заходил в дом?
– Да. Убрал на место шкатулку и сжег проклятое письмо. Вряд ли оно кого-нибудь заинтересовало бы, но я испугался… короче, так вышло! – Тодд пожал плечами, не зная, как объяснить Дюссандеру почти суеверный страх, который он испыты-
вал при одной мысли, что письмо могут прочесть и выяснить, насколько давно оно было получено.
– Когда придешь в следующий раз, пронеси незаметно виски, – попросил Дюссандер. – Без сигарет я еще могу обходиться, а…