18
В приемной Бамфорда О’Коннелла пахло средством для полировки мебели и затхлой тканью, как и во всех приемных врачей, в которых доводилось бывать Сэм. На столике были аккуратно разложены журналы: «Сплетник», «Поле», «Загородная жизнь», «Яхты и яхтенный спорт» и «Дома и сады». Слишком уж ровно, прямо с фанатической аккуратностью. Она подумала, что, возможно, их разложил пациент, которого сейчас за закрытой дверью принимал О’Коннелл.
«Доктор, у меня просто пунктик насчет аккуратности. Я только что навел порядок в вашей приемной. И если там кто-то сейчас вновь перемешает журналы, я размозжу ему голову мачете. Вы меня понимаете?»
«Конечно, если вы чувствуете, что должны вести себя именно так, не стесняйтесь. Не следует подавлять свои импульсы».
«Ведь если я снесу ей голову мачете, то сделаю доброе дело, правда? Она сразу перестанет видеть сны».
«Абсолютно верно».
«Я могу положить ее голову в пластиковый пакет, отнести в сад и насадись на пику. И каждое утро буду ей говорить: „А кто у нас гадкая девчонка? Кому сегодня опять приснился дурной сон?“»
Кто-то шариковой ручкой пририсовал тоненькие круглые очки и козлиную бородку фотомодели на обложке «Вог», отчего та стала похожей на зловещего вида Зигмунда Фрейда.
Дверь за спиной у Сэм открылась, она вздрогнула, потом услышала голос Бамфорда О’Коннелла, чуть более мягкий, чем обычно, да и ирландский акцент почти не чувствовался:
– Добрый день, Сэм. Прошу.
На психиатре были строгий костюм а-ля принц Уэльский и такие же строгие очки в черепаховой оправе. Эксцентрически одетый весельчак, который сидел рядом с ней за обедом, превратился в солидного человека, авторитетного специалиста. От Бамфорда, которого Сэм знала, остались только щегольской пробор и слишком длинные волосы. Почему-то эти изменения странным образом утешили Сэм, словно бы таким образом между нею и ее старым приятелем Бамфордом установилась некоторая дистанция.
Он закрыл тяжелую, обитую толстыми панелями надежную дверь. Щелкнул замок, и внезапно воцарившаяся тишина слегка напугала Сэм. Она подумала, что кабинет, наверное, звуконепроницаемый. Как глаза постепенно приспосабливаются видеть в темноте, так и уши ее сейчас медленно адаптировались к тишине, которую лишь слегка нарушали шум автомобиля, ехавшего по влажной Харли-стрит тремя этажами ниже, и тихое мерное гудение вмонтированного в стену газового обогревателя.
Кабинет был аккуратный, изящный, просторный: стол красного дерева, дубовый книжный шкаф, два удобных кресла в псевдовикторианском стиле, шезлонг, а на стене – большая картина, на которой было изображено нечто, напоминающее примятые дождем стебли ревеня.
– Садись, Сэм. – Он показал на одно из кресел. – Хочу еще раз поблагодарить тебя за тот вечер на прошлой неделе. Мы замечательно провели время.
– Спасибо. Я была очень рада видеть вас обоих. Харриет хорошо выглядит.
Бамфорд сидел за своим столом в раме окна на фоне крыш, серого неба и струй дождя, сильного, непрекращающегося дождя, – типичный лондонский пейзаж. Он чуть подтянул рукава пиджака, и Сэм увидела изящные часы на ремешке из крокодиловой кожи и стильные сапфировые запонки.
– Так чему я обязан такой честью?
– Мне нужна помощь… совет. Профессиональный совет. Я заплачу тебе за консультацию.
– Не выдумывай, ни о каких деньгах и речи быть не может.
– Пожалуйста, Бамфорд, прошу тебя, позволь мне заплатить.