В голове пьяный туман, и я могу думать лишь об одном: «
Позже я поднимаюсь с дивана в гостиной и крадусь в подвал. Бет лежит, зажав между колен сбившееся одеяло; свернувшись клубком, как змея.
– Бет, – шепотом спрашиваю я, поправляя одеяло. – Это правда? Прайн на тебя напал? Он заставил тебя?
Ее глаза закрыты, но я чувствую, что она знает, что я рядом. Мне как будто удалось проникнуть в ее сновидения, и во сне она мне отвечает.
– Я заставила его заставить, – бормочет она. – И он это сделал. Можешь поверить?
Заставила его заставить. Ох, Бет, что это вообще значит? Представляю, как она его околдовывала. Провоцировала.
– Заставила его заставить тебя сделать что?
– Да какая разница, – отвечает она. – Оно того стоило.
– Бет, – говорю я, – стоило чего?
– Она должна понять, что она с нами делает, – отвечает Бет. – Я заставлю ее понять.
Так умеет говорить только Бет. Это ее серьезный тон, тон, каким она рассказывает страшилки у костра, металлический капитанский тон. Так она говорит, когда хочет вытрясти из меня всю душу, и ей это удается.
– Она даже не знала, что мы были на той вечеринке, – возражаю я.
– Она считает, что может вести себя, как шлюха, и делать, что ей вздумается. А мы всего лишь девчонки и просто оказались там, где с нами могло случиться все, что угодно.
– Но мы сами захотели пойти, – в моем голосе тоже появляются металлические нотки, – и пошли.
– Из-за нее, – отвечает она, поднимая руку и сжимая свое горло. Рука дрожит. – Мы пошли из-за нее.
– Я – нет, – рявкаю я на нее. – Я пошла не поэтому. Причем тут она?
Бет смотрит на меня сквозь полуопущенные веки; глаза блестят из-под ресниц. Как всегда, она видит меня насквозь.
– Эти парни из Нацгвардии – они знают, что им все сойдет с рук, – шепчет Бет. – Они же понимают, что им все можно, все разрешено.
И я вспоминаю то, о чем думала всего несколько часов назад, когда мы с Рири крутили попами на продавленном матрасе: «
– Бет, – говорю я, пытаясь вернуться к основной теме разговора, – он… он тебя… – и не могу выговорить это слово.