– А какая разница, – отвечает она.
Я делаю глубокий вдох. Такой глубокий, что легкие вот-вот взорвутся.
– Он
Пару раз за ночь я ощущаю в доме какие-то движения. Вокруг пляшут тени. Я лежу в пьяном забытьи, свернувшись калачиком на диване, и мне кажется, будто я в комнате Кейтлин и розовый ночник отбрасывает на стены силуэты балерин.
Ближе к рассвету тень появляется снова, и я слышу легкий скрип блестящих кленовых половиц.
Поднявшись, я крадусь в коридор; в животе буча, с похмелья каждое движение причиняет боль.
Тренер в подвале. Стоит, перегнувшись через спинку дивана и что-то шепчет на ухо Бет.
Ее лицо как камень.
Пальцы вцепились в мягкую обивку.
Кажется, я слышу, что она говорит. Точнее, я это знаю.
А потом Бет отвечает, но я не слышу ни слова; точнее, мне кажется, что слышу, но не уверена. В моем воспаленном мозгу она произносит:
Глава 16
Все воскресенье я мучаюсь с похмелья. Мое тело выжато как лимон. Бет не отвечает на сообщения. Я сижу в своей комнате, как первобытный человек в пещере, и мне остается лишь гадать, рассказала ли она родителям или, не дай бог, полиции, ту или иную версию этой грязной истории.
Я то проваливаюсь в похмельный сон, то вздрагиваю, просыпаясь. Меня терзают кошмары: квадратная голова Прайна между безвольно обмякших ног Бет. Он рвет ее зубами, как дикий зверь. Как живодер.
Я думаю о том, как Бет дразнила и провоцировала его, извивалась в задравшейся юбке, говорила бог весть что, будила в нем зверя – зверя, который ее в итоге и пометил. Как далеко он зашел? Как далеко она была готова дать ему зайти? И зачем она сделала это с собой, со всеми нами?
Я не понимаю.
Вечером звонит Колетт.