Похоже, правда.
Неужели я вижу удовлетворение на твоем загорелом лице, Бет?
Как бы не так.
– Да все в порядке, – отмахивается тренер. – Мне некогда о ней думать. И тебе тоже, Эдди. Давай-ка, покажи мне фляк.
И я пытаюсь, но ноги не слушаются, и тело какое-то странное, словно окаменело.
– Толкайся! – рявкает она. На висках выступил пот, грязные волосы выбиваются из резинки.
– Соберись! – с каждым криком ее голос крепнет, а мое тело становится более твердым и упругим. – Напрягай мышцы, концентрируйся и – черт побери, Эдди – улыбайся. Улыбайся! Улыбайся.
Следующим утром я вижу Мэтта Френча – тот заезжает на стоянку на своей серой «тойоте». Тренер на пассажирском сиденье.
Она выходит из машины и даже не оглядывается. А он, кажется, говорит ей что-то… хотя, может быть, и нет.
Но он смотрит ей вслед и ждет. Наверное, следит, чтобы она в целости добралась до входа в здание.
Чем чаще я его вижу, тем все симпатичнее он мне кажется, – по-своему. Усталый симпатичный парень.
Почему-то эти слова кажутся такими жестокими.
И, может, поэтому я чувствую себя так, глядя на него сейчас. Мэтт Френч. Не знаю, почему, но его усталый вид среди всех наших криков, надменности, размалеванных лиц взывает ко мне. Я понимаю его, как тогда, когда он смотрел на меня ночью, в подвале.
Но я не уверена, что Уилл понимает, каким мне кажется Мэтт.
Мэтт Френч смотрит на жену, которая идет по центральному проходу стоянки; смотрит, как она исчезает за стеклянной дверью. Он еще долго глядит ей вслед, обняв рукой спинку пассажирского сиденья и слегка наклонив голову.
Он смотрит на нее, как отец на дочку, резвящуюся на детской площадке.
А она ни разу не оглядывается.