Ненужные,

22
18
20
22
24
26
28
30

Поразмыслив немного, Ольга повернула автомобиль в сторону заброшенного поселка. Бледно-желтый конусообразный свет фар высвечивал свинцово-серую дорогу, сплошь заваленную грязным снегом. Слева – редкая лесополоса из скрюченных деревьев, напоминающих нескончаемую шеренгу тяжело больных солдат. Справа – бескрайнее, как океан, поле, на горизонте темнела узкая полоска леса.

Все это время из головы одинокой женщины не выходила эта странная семья, приехавшая якобы за детьми… Как их там, Уваровы? И если в глазах мужчины она успела разглядеть хоть какой-то проблеск теплоты и внимания к маленькому Диме, то его супруга, казалось, очутилась здесь совсем случайно.

«Не нужны они вам, – с неожиданным ожесточением подумала Ольга. – Были бы нужны – вы подняли бы на уши всю Согру, а то и Агарьевский район!»

– Бог с вами. Только бы девочки были живы, – шептали ее губы. – Господи, спаси и помоги…

* * *

Марина медленно убрала волосы с лица. Перед глазами, расплываясь и плавно взмывая вверх, в разные стороны растекались изумрудные шары, контуры которых искрились бенгальскими огоньками. Нещадно болела распухшая скула, куда приложился увесистый кулак этого подонка, что сейчас, посапывая, лежал рядом. От него несло густой кисловато-прелой вонью несвежего тела, перегара и лука.

Но еще сильнее болело внутри. Болело так, что на глазах выступали предательские слезы, а она ненавидела плакать. Жизнь слишком коротка и жестока, чтобы тратить на нее свои слезы. Где-то Марина прочитала, что при плаче и смехе выделяется одинаковое количество энергии. А значит, если вместо плача можно смеяться, зачем пускать слезы?!

Но смеяться сейчас почему-то не хотелось.

«Сашок», – пронеслась тревожная мысль в закоулках мозга. Жуткая и бесформенная, как летучая мышь, хлопая своими кожисто-перепончатыми крыльями.

Марина попыталась встать, но жилистая, покрытая твердыми мозолями рука больно схватила ее за предплечье.

– Спи, – сонно приказал Леха, зевнув. – Будешь рядом. Пока я, типа, не разрешу.

– Мне надо. В туалет, – разлепила губы Марины.

– Здесь нет сортира. Все дела на улице, – пояснил Леха, с наслаждением вытягиваясь. Он погладил теплое бедро девочки, и она вздрогнула, словно на нее заполз мохнатый паук.

– Че ты дергаешь? – усмехнулся Леха, рыгнув. – Я ведь с тобой еще мягонько… один раз тока приложил…

– Если вы меня не отпустите, тут будет лужа, – так же тихо предупредила Марина.

Леха сел на матрасе, подобрав грязное одеяло.

– Ладно, – «сжалился» он. – Одна нога там, другая здесь.

Марина вылезла из-под одеяла и, надев скомканную футболку, повернулась к мужчине. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга, и в какое-то секундное мгновенье Лехе стало неуютно. Громадные, распахнутые глаза девчонки, не мигая, сверлили его пронизывающим взором, словно запоминая каждую морщинку, складочку и родинку его тела.

– Че пялишься? – злобно пролаял он, стыдясь собственного замешательства. – Быстро вниз! Поссышь и обратно!

Марина медленно направилась к выходу. Как была – в одной футболке. Разорванные трусики валялись беспомощным комочком у матраса.

– Эй, матрешка! – крикнул Леха ей вслед. Марина замерла, не оборачиваясь.