– Наверное, – вяло отозвалась Элли.
В туалет зашла пуэрториканка. Она вела за руку маленького сынишку и что-то сердито ему выговаривала. Спереди на шортах мальчика темнело большое влажное пятно. Рэйчел вспомнила Гейджа, и это острое воспоминание, отозвавшееся болью в сердце, сняло ее нервное возбуждение, подобно новокаину.
– Пойдем, – сказала она. – Мы позвоним папе из дома дедушки.
– Он был в шортах, – внезапно проговорила Элли, глядя на малыша.
– Кто, солнышко?
– Пакскоу, – ответила Элли. – Во сне он был в красных шортах.
Когда Рэйчел снова услышала это имя, ее опять охватил страх, от которого подгибались колени… но потом он отступил.
Они не смогли подойти к багажному конвейеру; Рэйчел разглядела в толпе только верх шляпы отца – шляпы с пером. Дори Гольдман сидела на стуле у стены и держала два места для Рэйчел и Элли. Она помахала им рукой, и Рэйчел подвела Элли к ней.
– Тебе лучше, малышка? – спросила Дори.
– Немножко, – ответила Элли. – Мама…
Она повернулась к Рэйчел и умолкла на полуслове. Рэйчел сидела, выпрямившись, зажав рот рукой, с белым как мел лицом. Она вспомнила. Воспоминание обрушилось как удар. Конечно, она должна была понять сразу, но упорно гнала от себя эту мысль. Ну конечно.
Она медленно повернулась к дочери, и Элли услышала, как что-то щелкнуло в маминой шее. Рэйчел отняла руку ото рта.
– Эйлин, тот человек в твоем сне, он тебе называл свое имя?
– Мама, ты…
–
Дори смотрела на дочь и внучку как на двух ненормальных.
– Да, но я не помню… Мама, мне
Рэйчел опустила взгляд и увидела, что стиснула рукой запястье дочери, словно наручником.
– Случайно, не Виктор?