– Нет. Дежурный мичман сказал, что у лейтенанта Белладонны была тяжелая ночь…
Вот это да! В администрации порта в курсе, что они с Мими… Нет, быть такого не может…
– Высадились новые беженцы, и лейтенанту пришлось работать всю ночь до утра.
Значит, она не ужинала с Мими, не ходила к нему домой!
В голове у Монтальбано раздался праздничный перезвон колоколов. Мелодию подхватили сотни скрипок. Он смотрел на Фацио, тот открывал и закрывал рот, но слова заглушала музыка.
– Фацио, ты отлично справился! – вскочил комиссар и бросился обнимать своего ничего не понимавшего сотрудника.
Вырвавшись наконец из объятий, Фацио осторожно спросил:
– Дальнейшие указания будут?
– После, после поговорим.
Фацио подумал, что комиссар не в себе. Уходя, он слышал, как тот принялся напевать. А Монтальбано уже рассказывал Джеремикке о фальшивом лице.
От таких треволнений у комиссара не на шутку разыгрался аппетит.
Он взглянул на часы – восемь тридцать. Скрипки смолкли, колокола продолжали звонить, но тише и где-то в отдалении.
Выйдя из кабинета, Монтальбано прошел мимо Катареллы, устремив взгляд, как лунатик, куда-то вдаль.
– Синьор комиссар, что с вами, вам плохо?
– Мне? Катарелла, мне хорошо!
Зря Катарелла беспокоился, Монтальбано в эти минуты чувствовал себя помолодевшим. Двадцатилетним. Ну ты загнул, Монтальбано! Ладно, сорокалетним.
Он сел в машину и поехал домой, в Маринеллу. Первым делом побежал к холодильнику – пусто, одни оливки и банка с килькой. Посмотрел в духовке – и там ничего. На кухонном столе лежала записка.
Нет, невозможно в такой вечер заснуть на голодный желудок.