Единственный ребенок

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не, я люблю большие. Всегда ел только большие.

Его взгляд блуждал где-то над плечами Сонгён. Яблоко, похоже, означало для него нечто большее, чем просто фрукт. После того как он съел его, на лице его были написаны не столько радость и удовольствие от съеденного яблока, сколько некие пробужденные им давние воспоминания.

Сонгён быстро подсунула ему опросник. Только что приконченное яблоко, видно, так ему понравилось, что он без единого слова заполнил бланк, словно послушный студент.

Опросник включал самые базовые вопросы, ответы на которые предстояло использовать для различных целей вроде криминальной статистики. Чтобы заполнить графы, касающиеся возраста, места рождения, образования, рода занятий, адреса, возраста на момент первый судимости и всего подобного, не требовалось долгих размышлений. Что вовсе не означало, что подобная информация совершенно не важна. Беседе предстояло во многом основываться как раз на этих фундаментальных фактах.

Без колебаний ответив на все пункты, Ли Бёндо передал опросник обратно Сонгён. Положив перед собой заполненный бланк, она стала задавать вопросы, ради которых и согласилась на встречу.

— В прошлый раз, насколько я помню, мы говорили о наших самых ранних воспоминаниях? — начала она.

— Красные туфельки, — кивнул он, повторяя сказанное тогда Сонгён.

— Да, которые купила мне мама. Может, тогда начнем с воспоминаний о наших матерях?

— Вам понравились эти красные туфельки?

— Наверное, очень понравились, раз уж я их до сих пор помню.

— Или вы можете их помнить, поскольку мать купила вам туфельки того цвета, который вам совершенно не нравится.

Посмотрев на него, Сонгён попыталась понять, нет ли в этих словах какого-то скрытого смысла.

— У меня есть и хорошие, и плохие воспоминания о своей матери, естественно. Но, к счастью, хороших куда больше, чем плохих. А у вас как? Что за воспоминания остались у вас о собственной матери?

Ли Бёндо, у которого секунду назад был такой вид, будто он вот-вот замычит себе под нос ту самую песенку, внезапно словно одеревенел. Но тут же улыбнулся и заговорил:

— Моя мать… Я довольно долго про нее вообще не вспоминал. Вообще-то я не слишком хорошо ее помню. Я больше ни разу не встречал ее после того, как она ушла из дому, когда мне было семнадцать или восемнадцать.

— Она ушла из дома навсегда?

Он ничего не ответил.

— А не помните, по какой причине? — рискнула Сонгён.

— По какой причине? А-а, вы имеете в виду, почему она ушла из дому… Нет, я никогда не задумывался о причинах.

Ли Бёндо, похоже, с головой погрузился в воспоминания, восстанавливая последовательность событий, так что Сонгён терпеливо ждала, пока он не заговорит снова.