Единственный ребенок

При виде холодного взгляда Ли Бёндо Сонгён иногда хотелось обнять его, исцелить его раны. Этот тридцатичетырехлетний мужчина был на самом деле ребенком, который так и не вырос. Наверное, на мысли о Хаён ее навел как раз этот обиженный ребенок в его глазах.

Маленькую Хаён тоже регулярно обижала ее собственная мать.

Насколько негативно подобные воспоминания повлияли на нее? Что она будет представлять собой, когда вырастет? Поймав себя на подобных мыслях, Сонгён даже вздрогнула и тут же помотала головой, придя в ужас оттого, что поставила на одну доску Хаён и Ли Бёндо.

Хаён — не такая, как Ли Бёндо. Ее отец на ее стороне, ее бабушка с дедушкой, пусть даже они и погибли в огне, заботились о ней и любили ее. А теперь ожидающее ее новое окружение должно было помочь ей исцелиться от недавно испытанного шока и боли. У Хаён полным-полно времени впереди, чтобы оправиться от полученных душевных ран. Если кто-то постоянно будет за ней присматривать, помогать воспаленным ранам затянуться и нарастить на их месте новую плоть, девочка вырастет совершенно здоровой.

Нет, Хаён совсем не такая, как Ли Бёндо.

14

Все утро Сонгён без устали занималась проблемами с переводом Хаён в другую школу.

Как только та стала жить у них, все связанные с ней задачи целиком и полностью легли на ее плечи.

Рабочее расписание у нее всегда было более свободное, чем у Джесона, который частенько просто не мог вырваться из больницы; а кроме того, семестр закончился, и ей вообще не требовалось куда-то идти. Так что вполне естественно, что делами Хаён пришлось заниматься именно ей. Это Сонгён привела в порядок ее комнату, купила ей новую одежду и прочие вещи первой необходимости. Она этого и ожидала, но, занимаясь всем этим одна, чувствовала некоторую обиду, что Джесон, похоже, по этому поводу и в ус не дует. Однако эти ее чувства было не сравнить с разочарованием Хаён.

Стоило родителю вернуться с работы, как Хаён буквально ходила за ним хвостом, постоянно заговаривала с ним, цеплялась за него, ребячилась. Первые дни он баловал ее, был отзывчив и внимателен, но вскоре стал реагировать на нее без особого энтузиазма или словно вообще ее не замечал. Исследовательская работа, которой он уже давно занимался, тоже не давала ему уделять достаточно внимания ребенку, но это оправдание нисколько не удовлетворяло Хаён.

Ощутив его отстраненность, она стала все реже и реже к нему обращаться, уже так не держалась за него. Этим утром девочка даже не спустилась вниз.

Готовясь к походу в школу, чтобы организовать туда перевод Хаён, Сонгён поднялась на второй этаж. Постучалась, открыла дверь и обнаружила ее лежащей в постели. Девочка, которая ожидала, что отец заглянет поприветствовать ее перед уходом на работу, за завтраком дулась. Похоже, ее настроение ничуть не улучшилось.

— Я собираюсь в школу, в которую ты теперь будешь ходить, Хаён. Может, сходишь со мной? — предложила Сонгён, которой не хотелось оставлять девочку одну в незнакомом доме. Да и взглянуть на новую школу Хаён было бы полезно.

Сонгён немного выждала, но ответа не получила.

— Разве ты не хочешь посмотреть на свою новую школу? — спросила она еще раз.

По-прежнему нет ответа. Решив не давить на ребенка, Сонгён вышла из комнаты. Нельзя заставлять ее делать то, чего ей не хочется.

Но вскоре, уже готовая к выходу, она обнаружила Хаён возле входной двери, уже полностью одетую. Той, похоже, не хотелось оставаться одной в пустом доме.

Прихватив с собой девочку, Сонгён первым делом заскочила в сервис-центр при районной администрации, чтобы сделать копию прописки Хаён по новому месту жительства[15], которую потребовали предоставить в школе. Только этой бумажки и не хватало, чтобы завершить процесс перевода. Школа находилась меньше чем в десяти минутах пешком от дома, так что ходить туда девочка вполне могла и самостоятельно.

Чтобы хоть немного ее приободрить, Сонгён пыталась разговаривать с ней всю дорогу до школы. Расспрашивала, что представляла собой ее старая школа, остались ли у нее там друзья и подружки, которым можно было бы позвонить, но Хаён упорно молчала. Новый район, в котором ей предстояло жить, тоже, похоже, не вызывал у нее особого интереса. Словно ей было совершенно неважно, где находиться — на окружающую обстановку она не обращала внимания. Была похожа на черепаху, спрятавшуюся с головой в свой непробиваемый панцирь. Словно мимоза, съеживающаяся при малейшем внешнем воздействии, наглухо закрыла свое сердце для всего вокруг.

И перед Сонгён не стала открываться тоже. Они не слишком хорошо друг друга знали, и Хаён вроде совершенно не хотелось узнать ее получше. Она ее просто терпела, как ту, что теперь живет с ее отцом. Чтобы узнать и начать понимать друг друга, им требовалось время и подходящий случай, но тот, кто должен был послужить посредником между ними, был для этого слишком занят на работе.