Незнакомец. Шелк и бархат

22
18
20
22
24
26
28
30

Серо-голубые глаза, так редко демонстрирующие какие бы то ни было чувства, неожиданно приобретают печальное выражение.

— Это… это как раз и есть самое странное. Ее вообще нет. Иногда мне кажется, что я вижу ее с ружьем в руке, но рядом с тем вторым ее нет, я всегда вижу ее отдельно. И это… это совсем не совпадает с тем, что видел Бьёрн-Эрик.

— Нет, — сурово отвечает Кристер. — Но зато очень хорошо вписывается в мою версию, которая приобретает все более конкретные очертания. А каково твое мнение, Эйе? Ты ведь изучал психологию.

— Я предполагаю, что господин Хёк дважды выходил из своего бессознательного состояния, и что речь идет о двух разных воспоминаниях.

— Но этот человек, — напряженно выдыхает Лаге. — Кто это был?

— К сожалению, я этого не знаю. Керосиновая лампа стояла на плите, и с того места, где я лежал, я видел в круге света только его ноги и туловище до пояса.

Если голос Лаге звучит напряженно, то голос Кристера теперь становится обманчиво мягким.

— Кто это был? Тот человек, который застрелил Роберта Ульссона? Ты хочешь, чтобы я ответил на твой вопрос? Или мы пока ограничимся тем, что это был либо ты сам, либо его родной отец?

Он не дает им возможности возразить, вообще среагировать, и тут же направляет беспощадный свет своей лампы на грязную плиту со следами побелки и ржавой дверцей.

— Вы здорово влипли, Манфред Ульссон. У вас нет никакого намека на алиби ни для того, ни для другого убийства. Вы человек необычайно вспыльчивый и ругались с Эрландом Хеком по поводу ваших сомнительных дел о продаже леса так же часто и так же темпераментно, как и Роберт. Ваша жена, исключительно умная женщина, в течение пятнадцати лет боялась того, что, по ее мнению, произошло в этой кухне. Драка, в которую вы в слепой ярости вмешались, ружье, подвернувшееся под руку, выстрел, который должен был помочь вашему сыну, но по глупой случайности поразил его, а не вашего общего противника. Но даже не это самое тяжелое для вас обстоятельство.

Сухощавая фигура на плите дрожит так, что на него просто больно смотреть.

— Самое серьезное обстоятельство, говорящее против вас — знаете, какое? Тот неоспоримый факт, что вы — единственный человек, которого Агнес добровольно стала бы защищать вплоть до того, что согласилась даже принести в жертву свою любовь к Эрланду Хёку. Поскольку, если я правильно информирован, она вряд ли была настолько без ума от Лаге Линдвалл я, чтобы сделать такое ради него. Или как?

Маленькое добавление в конце реплики звучит, как удар хлыста, и Лаге, пойманный Эйнаром в световой круг, вздрагивает.

— Н-нет, — бормочет он, заикаясь. — Она никогда не была… без ума от меня. Я был нужен ей… как мальчик на побегушках, но не больше.

— Тем не менее она вышла за тебя замуж.

— Д-да, но… Но это было позже.

— Вот именно. Это было позже. Когда ты избавился от Эрланда Хёка. Ты пошел вслед за Робертом и пришел сюда в самый разгар драки, как раз тогда, когда Агнес убежала за помощью. Ты решил воспользоваться случаем убрать удачливого соперника, когда он без сознания лежал на полу, однако Роберт, хоть он и был пьян, пытался помешать тебе, и его тело случайно оказалось мишенью. Вот как все было. Или как?

— Т-ты… ты спятил. Разве ты не слышал, как Бьёрн-Эрик сказал, что это Агнес…

— Я слышал, что говорил Бьёрн-Эрик, и мне становится все яснее, как ты дьявольски хитро все это инсценировал. Ты выскользнул из избушки, когда заметил, что Агнес возвращается — она, на самом деле, недалеко убежала — и дал ей возможность обнаружить убитого брата и роковое ружье. Она необдуманно берет в руки ружье, и тут господин Линдвалль снова появляется на сцене, чтобы напугать ее, и без того уже достаточно напуганную: «Господи, Агнес, что ты наделала? Тебя посадят в тюрьму за убийство, мы должны что-нибудь придумать, чтобы спасти тебя, я сейчас вытру твои отпечатки пальцев с ружья и мы вложим его в руки Эрланду — быстро, быстро, скоро появится полиция». А затем ты самоотверженно обещаешь, что будешь ей помогать и поддерживать ее своими показаниями на суде, хотя на самом деле это она в испуге и растерянности дает подбить себя помогать тебе. А поскольку она считает, что Роберта действительно убил Эрланд, она внушает себе, что твоя идея — действительно единственный выход, так она сама избавится от подозрений и никто не пострадает невинно. Однако в глубине души ей все же противно лгать и давать ложные показания, особенно против того, кого она любит.

— Вот что она имела в виду! — невольно восклицаю я. — Помнишь, Эрланд? Когда она приходила в деревню накануне праздника? Она сказала тебе: «Все из-за меня. Но я не хотела». Она так и не успела договорить, потому что тут выскочил Лаге, словно фурия, и увел ее прочь.