— Агнес, она была дерзкой и спесивой, и вообще-то она всегда могла постоять за себя, но в тот вечер ее было жаль, ох ужас. когда она бегала туда-сюда по дороге и кричала, что они поубивают друг друга. Но я мог бы сказать ей, что один из них должен был умереть, потому что было знамение, и голос звал из леса за Черным Склоном — точно так, как отец всегда говорил, что когда ломалась печь для обжига угля, словно кто-то выкрикивал его имя — Эмиль, Эмиль, а когда на скотном дворе что-то случалось с коровами, звали Оливию. Что это такое было? В округе не было ни одного человека, который мог позвать, и тем не менее кто-то звал.
В пустой заброшенной кухне наступила гробовая тишина, так что у меня по коже побежали мурашки.
— И тогда, — торопливо подводит к делу Кристер, — дядюшка пошел сюда и заглянул внутрь.
— Да, я стоял у этого вот окна, но тогда, само собой, в нем было стекло. Это было до того, как Агнес вернулась, и до того, как мальчуган подкрался к дому.
— А внутри шла драка? Сколько же все-таки было мужчин, которые наскакивали друг на друга? Двое или трое.
— Двое и впрямь тузили друг друга, Роберт и вот Эрланд, а Лаге топтался возле двери, потому что он всегда был трусом. Но тут к несчастью в руки ему попалось ружье.
— Отец! Замолчите немедленно! Что вы такое говорите!
Крик Лаге звучит, как жалобный стон, и Наполеон невозмутимо продолжает. Кажется, ему нравится быть в центре всеобщего внимания.
— Он, бес его возьми, целился в Эрланда, но попал в бедняжку Роберта.
Вот и изложено последнее доказательство. Есть что-то жутковатое в этом странном старичке, который стоит под проливным дождем и как ни в чем ни бывало обвиняет в убийстве своего собственного сына. Но когда его живые карие глаза обращаются на остолбеневшего неуклюжего Лаге, в них мерцает что-то, похожее на ненависть. Я вспоминаю, как он пробормотал что-то о том, что он перебрался на Черный Склон, чтобы его оставили в покое.
Кристер осторожно спрашивает:
— Почему дядюшка никогда ничего про это не говорил? Разве правильно было бы отправить Эрланда в тюрьму, в то время как Лаге остался безнаказанным?
— Хе, заключенные в тюрьме ни в чем не нуждаются, я читал про это в газетах. А Лаге вовсе не было так уж весело с этим ядовитым пауком в качестве тестя. И потом, все-таки своя кровь, и ее не продашь, не бросишь так просто на произвол судьбы — ты-то ученый и умный, мог бы и сам это понять.
Он ныряет в кусты сирени, собираясь убежать прочь. Но потом снова просовывает свою мордочку в окно, и сейчас он более всего похож на высохшего морщинистого тролля или беспокойную белку.
— Во всяком случае, пока время не пришло. А оно пришло — этой ночью было знамение.
Каскад капель с листьев показывает его путь сквозь кусты. Все наши взгляды обращены в ту сторону.
Эту секунду и использует Лаге.
Он не такой маленький и ловкий, как Наполеон, но он движется на этот раз с удивительной быстротой.
Меня, стоящую у самой двери, он попросту отшвыривает в сторону. Я падаю, больно ударившись коленом о край каменной плиты, когда он одним прыжком пересекает сени, выскакивает в разбитую дверь и растворяется в темноте за струями дождя.
Прощание