Слово

– Вот ведь жизнь пошла, – продолжал возмущаться шофер без прежней иронии. – Если разобраться – жениться-то не на ком. В натуре! Наши-то девки – ничего, веселые. И споют тебе, и спляшут-станцуют. А погляжу на них – нет, не такую мне в жены надо. Легковаты они для серьезной жизни, что курицы: крылья есть, а не летают…

– У петухов тоже… – начала было Анна, но осеклась, боясь вещать себя.

– А что у петухов? Петухи тут ни при чем, – серьезно сказал шофер. – Семья испокон веков на женщине держалась и держаться должна… Без девок, конечно, тоже не прожить, скуплю без них, но для жизни других надо, серьезных, вроде тебя… Но как вот на тебе, к примеру, жениться, скажи пожалуйста? В скит за тобой, к кержакам? Дак я не хочу. Что там за жизнь?

– Жизнь хорошая, праведная, – вставила Анна. – Пить-курить – нельзя, блудить – грешно…

– Какая же она тогда праведная-то? Тьфу! Никакого азарта в такой жизни, – он сделал паузу. – И вот что выходит: легких мне не надо, а серьезных, как ты, хоть годных для жизни – тем более, потому что без азарту… А в которых и то, и другое есть – мало, да и тех сразу расхватывают. И что остается?.. Я тут сходился с одной… Ну живем, вроде семья, комнату в бараке дали. А она, как вечер – так на танцульки. Пойдем, Тимоша, да пойдем…

– Как? – насторожилась Анна. – Какой Тимоша?

– Ну, это меня так зовут, Тимофей я…

– А фамилия? – не скрывая интереса, спросила Анна. Он заметил этот интерес, преобразился, подмигнул:

– А фамилия моя маршальская – Жуков!

– А-а, – сникла она и снова отвернулась. Шофер помедлил, вздохнул, но, увидев, что любопытство попутчицы исчезло, продолжал:

– Так вот, пойдем, говорит, и пойдем… Я ей – какие тебе танцы? Мы ж семейные люди! Ребятишек надо заводить, а не музыку!.. Строго сказал… Ей что надо было? А с другими мужиками обжиматься!.. Вот ты скажи: по-вашему, танцы – грех или нет?

– Танцы – нет, блудить – грех… Это хоть по-нашему, хоть по-вашему…

– Ишь ты, как повернула! – удивился шофер. – Значит, и ваши бабы-того… соображаете. Нет, ты не подумай, что я, как твой старик: мол, сиди дома, молись, и точка, – вдруг начал оправдываться он. – Понимаешь, тут какая-то норма нужна, какие-то свои тонно-километры… И чтоб из колеи не выбиваться, и особо по колеям не ездить, чтоб на брюхо не сесть… А у нас – то одного лишку, то другого не хватает. Ты, случаем, не знаешь, отчего это так нынче, а? Чего не хватает?

– Культуры не хватает, – бросила Анна и умолкла, потому что шофер глянул на нее подозрительно и удивленно.

– Культуры?.. У нас культуры полно. Вон клуб новый отгрохали, рояль привезли, кино каждый день…

– Веры, – поправилась она. – Верить надо… Но и эта поправка была не к месту. «Вот еще не хватало, – подумала Анна. – Религиозную пропаганду развожу…»

– С тобой все ясно, – отмахнулся он. – Помешались там на вере, в лесах-то… Говорю, говорю тебе – как об стену горох…

Он замолк. Дорога пошла под уклон, прицеп стало забрасывать, и вершины длинных лесин гулко застучали по земле. Скоро машина скатилась в лог и затряслась по лежневке.

Незадолго до сборов в экспедицию Анна случайно открыла журнал, не тонкий и не особенно толстый, один из тех, что предназначены для широкого круга читателей. В глаза бросилась ее фамилия, вернее, фамилия бывшего мужа. Юрий опубликовал новую повесть. Он уже стал не тот, что был, когда Анна училась на втором курсе: подающим большие надежды в литературе, разрабатывающим тему нравственности и психологии личности. Он уже оправдал надежды, вот только чьи? Его много публиковали, писали о нем, но никогда не спорили о его творчестве. Оно было бесспорным: красивые, мужественные люди строили ГЭС, вели НЭП, точили детали у станка, иногда отъявленные подлецы и проходимцы пытались им помешать, но безуспешно. А ведь Юрий хорошо знал жизнь, к тридцати успел поплавать с рыбаками, поработать с геологами на Таймыре и каменщиком на стройке. Помнится, много говорили о великих, об одержимых личностях, могли спорить целыми ночами. Тогда он и Анну считал одержимой. На третьем курсе она буквально заболела «Словом о полку Игореве», внезапно ощутив после школьной оскомины всю силу и величие древней поэмы. Болезнь эта осталась до сих пор, хотя Анна уже знала святую заповедь: если хочешь изучать древнерусскую литературу-не начинай со «Слова». Иначе все померкнет, как у. Данилы-мастера перед каменным цветком, и жизни не рад станешь.

Он замолк. Дорога пошла под уклон, прицеп стало забрасывать, и вершины длинных лесин гулко застучали по земле. Скоро машина скатилась в лог и затряслась по лежневке.