— Браток, не пройдем мимо!
Кира то и дело останавливалась, притормаживая движение участкового через рыночную площадь. Тут ее привлекла толпа глиняных собак, кошек и свинок-копилок на расстеленном прямо на земле одеяле, там — базарные коврики, целый вернисаж на ограде общественного туалета: пейзажи с лебедями, тиграми и русалками. А вот безногий моряк начищает зубным порошком медяшки: перед ним на столике горит целое созвездие солдатских пуговиц, флотских пряжек с якорями и медный таз для варенья.
Вася работал в фотоателье — попросту говоря, в фанерной будке. На распахнутых крыльях дощатых ставен — образцы фотоработы: мальчики и девочки в обнимку с игрушечным медведем, дети разные, медведь один, новобрачные, склонившие друг к другу головки наподобие открыточных голубков, дед — ветеран всех мыслимых войн с бородой-веником, георгиевским крестиком и медалью “За отвагу”…
На скамье у входа сидели какие-то женщины, Кира не очень-то их разглядывала, видела только ноги на залузганной семечками земле.
Как только в толпе мелькнула фуражка участкового, женщины стали заталкивать под лавочку кошелки. В кошелках заткнутые газетными пробками бутылки с мутной жидкостью, сало в тряпочке, живой петух с нахальным глазом.
Вася сегодня был неотразим в белом костюме из шелкового полотна.
— Кирюшенька!
Усадил Киру на круглый стульчик с винтом и раскрутил так, что она взлетела к потолку под жестяной рефлектор с огромной затрещавшей лампой.
— Сделайте умное лицо! Улыбочку, если можно, полуконскую! — Вася прицелился из своего фотоящика. — Шпокойно! — Он коверкал слова для смеха. — Шнимаю… Шпортил!..
Но испортил праздник отец.
— Мы не за этим пришли, — сказал он, снимая Киру со стула. — Говорят, ты гастролируешь по области.
— Говорят, что кур доят.
— Я и сам вижу: дань собираешь… Курка — яйка.
Участковый смотрел в сторону двери, за которой ждали женщины с кошелками.
Вася надулся, засверкал глазами:
— Собираю!.. Пошли покажу!
Они прошли за ширму. Вася положил чертежную доску на две табуретки и из большого черного конверта высыпал на нее множество разнокалиберных фотокарточек: шесть на девять и девять на двенадцать, три на четыре, два на три, с уголком и без уголка, сложенные, надорванные, порванные пополам. Одна пожелтела так, что не разбери-бери — любительский хлам, на другой белое пятно вместо лица — в пятиминутке снимали. Третья — изделие провинциального фотографа: клиент на коне, в папахе, с кинжалом и надпись наискосок: “Привет из Конотопа”. Но что роднило эти клочки фотобумаги — удивительно схожие лица: губастые и лобастые пареньки, стриженные под бокс или наголо, под нулевку…
— Вот что я собираю, — сказал Вася. — Соберу кусочки — пересниму на портрет.
— Такой вид работ прейскурантом не предусмотрен.
— А кто предусмотрит? Кому надо? Для плана невыгодно! Тут над одной карточкой прокряхтишь иной раз целый рабочий день. Чтобы все это из кусочков собрать, реставрировать, переснять, увеличить, подретушировать, мне приходится целую банду кормить халтурщиков.
ebooksa